![]() |
![]() |
|
![]() |
Рис. 1. Доля занятых в промышленности в наиболее индустриальных регионах страны в 1995-2007 гг., в % от общей численности занятых |
В отличие от длительного спада промышленной занятости, в сельском хозяйстве сокращение началось значительно позже, до середины 1990-х гг. доля занятых даже росла (с 13 до 15% занятых в целом по РФ), несмотря на почти двукратный спад сельскохозяйственного производства. Такая динамика объясняется вынужденной политикой сохранения занятости из-за низкой мобильности сельского населения и отсутствия альтернативных рабочих мест на селе. Для поддержания социальной стабильности руководители сельхозпредприятий сохраняли рабочие места, выплачивая работникам минимальную заработную плату. Сыграл свою роль и приток более чем миллиона мигрантов из стран СНГ в сельскую местность России, в основном в южные регионы. В 1990-е годы российское село фактически стало трудоизбыточным, хотя в советское время трудоизбыточность была характерна только для республик с высокой рождаемостью и значительным приростом трудовых ресурсов. Только с конца 1990-х структурный перекос начал уменьшаться, доля занятых в сельском хозяйстве страны к 2001 г. снизилась до 12,3%, а в 2004 г. - до 10,4%. По новому классификатору ОКВЭД доля занятых в первичном секторе экономики (сельское и лесное хозяйство, рыболовство) составляла в 2007 г. 10,4%. Если вычесть занятость в лесном хозяйстве (более 0,4% в 2004 г.) и в рыболовстве (около 0,2%), которые до 2005 г. учитывались отдельно, то сельскохозяйственная занятость в 2007 г. снизилась до 9,8%, т.е. в полтора раза по сравнению с серединой 1990-х гг.
На региональном уровне новая тенденция сокращения занятости в аграрном секторе проявилась в разное время и с разной силой (рис. 2). В маргинальных для сельского хозяйства территориях сокращение началось раньше и было максимальным: в 2004 г. на Дальнем Востоке в сельском хозяйстве осталось менее 2/3 занятых, а в Северо-Западном федеральном округе – 78% занятых по сравнению с 1995 г. В Южном и Центральном федеральных округах численность занятых росла до конца 1990-х годов (за 1995-2000 гг. на 7-8%), причем в Центре основной прирост пришелся на более южные черноземные области. Сокращение аграрной занятости в этих округах началось только с 2000-х гг. и шло быстрее в Центре. В результате усилилась концентрация сельскохозяйственного производства и занятых в нем в наиболее благоприятной природно-климатической зоне, что способствовало росту эффективности аграрного сектора России. Но для сельскохозяйственных регионах юга этот процесс имеет и негативные последствия, в них сохраняется проблема избыточной занятости и низкой производительности труда.
![]() |
Рис. 2. Динамика численности занятых в сельском хозяйстве по федеральным округам к 1995 г., % (1995=100) |
В 2004 г. доля занятых в сельском хозяйстве оставалась высокой в степной и лесостепной зоне с благоприятными климатическими условиями – областях Черноземного Центра, Краснодарском, Ставропольском, Алтайском краях (19-24%). В республиках Северного Кавказа и автономных округах юга Сибири занятость в агросекторе еще выше – 23-35%, но это следствие общей слаборазвитости их экономик. Для всех этих регионов допустимо сравнение доли занятых в сельском хозяйстве за 2004 г. с долей занятых в первичном секторе за 2006-2007 гг., т.к. структурно показатели почти не отличаются из-за слаборазвитости лесной отрасли и рыболовства. Сравнение показывает, что процесс сокращения аграрной занятости продолжается почти во всех краях и областях, хотя и более медленно, чем в начале 2000-х. Он будет продолжаться и далее, т.к. сельское население "русских" регионов стареет и уходит с рынка труда без адекватной замены молодежью. В аграрных республиках Юга этот процесс затормозился вследствие незавершенного демографического перехода и растущего притока молодежи на рынок труда, в том числе сельский. Как и в промышленности, в агросекторе увеличивается разнообразие региональных тенденций занятости.
![]() |
Рис. 3. Доля занятых в сельском хозяйстве (в 2006-2007 гг. – в первичном секторе экономики) в наиболее аграрных регионах, в % от общей численности занятых |
Изменения структуры занятости в секторе услуг произошли уже в первой половине 1990-х годов и были наиболее радикальными. В период кризиса роль услуг в структуре занятости возросла во всех экономических районах, наиболее существенно увеличилась доля занятых в торговле, аккумулировавшей высвобождаемых работников из промышленности. Максимальным ростом торговой занятости выделялись крупнейшие столичные агломерации и пограничные регионы с растущим "челночным" бизнесом (юг Дальнего Востока, Калининградская область, Северный Кавказ). В Москве и Московской области доля занятых в торговле выросла за 1990-1997 гг. с 7-9 до 15%, в С.-Петербурге и Ленинградской области – с 8 до 15-16%. Только благодаря федеральным городам произошел опережающий рост доли занятых в торговле в Центре и на Северо-Западе. Кроме того, в Москве одним из важнейших видов стала занятость в финансовых, банковских услугах, страховании и управлении (рост с 10 до 17% занятых). По сравнению с С.-Петербургом, Москва и раньше была городом с более выраженной сервисной структурой занятости, а в переходный период уровень ее "терциализации" стал близким к развитым странам.
Процесс сокращения доли занятых в образовании, культуре и науке затронул в 1991-1997 гг. только федеральные города с максимальной занятостью в науке, особенно Москву. Во всех остальных регионах доля занятых в бюджетных отраслях (образовании, культуре и здравоохранении) росла. Эти отрасли, несмотря на крайне низкую заработную плату, стали "убежищем" и для мигрантов из стран СНГ, и для местного населения в условиях ухудшения ситуации на рынке труда. Самым значительным структурным ростом занятости в отраслях социальной сферы отличались районы наибольшего притока мигрантов (Северный Кавказ и Центральное Черноземье) и наиболее проблемный Дальний Восток.
В период экономического роста в основном сохранились сложившиеся тенденции, хотя и с изменением скорости трансформаций по регионам. Данные о динамике численности занятых в секторе услуг за период экономического роста (1998-2007 гг.) показывают, что Москва остается бесспорным лидером (рис. 4). Хотя сравнения показателей численности занятых в столице до и после переписи 2002 г. имеют относительную достоверность, поскольку перепись прибавила Москве более полутора млн. жителей, тренд опережающего роста занятости в третичном секторе столицы по сравнению с общей динамикой занятости очевиден. С.-Петербург заметно уступает Москве по динамике численности занятых в секторе услуг по причине медленного роста трудоспособного населения. В переходный период вторая столица отставала от Москвы и в сервисной (постиндустриальной) трансформации структуры занятости из-за недостаточной концентрации финансовых ресурсов, необходимых для развития сектора рыночных услуг, но в 2000-е гг. этот процесс ускорился.
Среди федеральных округов быстрее всего растет численность занятых в услугах в Южном, Приволжском и Центральном (без Москвы), т.е. в наиболее освоенной и плотно заселенной Европейской части страны. Сервисный сдвиг занятости заметен и в Сибири. Наоборот, в регионах Северо-Запада, а также на промышленном Урале и на Дальнем Востоке за годы экономического роста не произошло дальнейшего сдвига занятости в сектор услуг, т.е. опережающего роста занятости в этом секторе по сравнению с общей динамикой занятости. На динамику занятости влияет и динамика численности населения, поэтому Дальний Восток отстает из-за сильного миграционного оттока, а Северо-Запад и Центр – из-за сильной естественной убыли. Для Уральского округа слабый рост занятости в секторе услуг обусловлены другой причиной - сохранением повышенной индустриальной занятости, ведь в состав округа входят крупнейшие ресурсно-экспортные регионы, в том числе автономные округа Тюменской области. Схожая ситуация и в ресурсодобывающих регионах Северо-Запада.
![]() |
Рис. 4. Динамика численности занятых в секторе услуг и численности всех занятых по федеральным округам и федеральным городам, к 1998 г., % (1998=100) |
В 2007 г. средняя доля занятых в секторе услуг в стране составила 61%, а диапазон различий по регионам - от 50 до 74%, и за последние годы картина изменилась несущественно. Уже к концу 1990-х гг. в России сформировались три типа регионов с максимальной занятостью в секторе услуг. Во-первых, это крупнейшие агломерации федеральных городов, в которых рынок труда отражает реальную постиндустриальную трансформацию экономики. Во-вторых, слабозаселенные регионы Крайнего Севера с рассредоточенными учреждениями обслуживания, что вынуждает поддерживать повышенную занятость в бюджетных услугах. В-третьих, слаборазвитые республики и автономные округа, где в силу ограниченного предложения других рабочих мест доминирует занятость в услугах бюджетного сектора, финансируемого за счет федеральной помощи. В остальных регионах, и промышленных, и более аграрных, сдвиг в сторону сервисной занятости был более медленным. В 2000-е гг. картина принципиально не менялась, за исключением отдельных регионов (рис. 5). Немногочисленные случаи заметного сокращения доли занятых в секторе услуг объяснялись либо резким ростом добычи нефти (Ненецкий АО), либо ростом занятости в строительстве благодаря притоку бюджетных инвестиций (Чукотский АО в начале 2000-х гг.).
![]() |
Рис. 5. Распределение регионов по доле занятых в секторе услуг, % (данные по автономным образованиям за 1995 г. не рассчитывались Росстатом) |
Переход на классификатор ОКВЭД не позволяет проследить динамику занятости по отдельным отраслям услуг после 2004 г. Данные за 2004 г. показывают, что по видам услуг максимальный рост занятости все еще был характерен для торговли, хотя далеко не везде она оставалась аккумулятором избыточной рабочей силы. В Москве значительный рост численности занятых в торговле (в 1,7 раз за 1998-2004 гг., хотя точность учета относительна) стал следствием ускоренного роста торговых сетей и индивидуального предпринимательства, этот "рывок" обусловлен усилившейся концентрацией финансовых ресурсов в столице и ростом доходов населения. В С.-Петербурге, с его менее развитым торговым сектором, рост занятости был минимальным, вторая столица отстает от Москвы и по торговым функциям. Отставание в развитии сектора услуг не удалось преодолеть даже с помощью мощных финансовых вливаний из федерального бюджета к 300-летию города. Среди федеральных округов медленнее всего росла численность занятых в торговле на Урале и в восточных регионах страны (из-за общего сокращения численности населения), а также на Северо-Западе, как и занятость в секторе услуг в целом. Лидируют федеральные округа наиболее освоенной и заселенной части страны - Приволжский, Южный и Центральный (даже без Москвы). В них торговля развивается и под воздействием растущего спроса, и по-прежнему как аккумулятор избыточной рабочей силы, поскольку другие отрасли сектора услуг пока слаборазвиты.
В первые годы экономического роста почти во всех федеральных округах стабилизировалась или даже сократилась занятость в сфере образования. В Центральной России прекратился рост численности занятых в здравоохранении и социальном обеспечении, хотя в других округах он продолжался (рис. 6). В целом бюджетные отрасли выполнили функцию аккумуляции высвобождаемых работников из других отраслей хозяйства в кризисный период, а в период экономического роста оказались не столь привлекательными, особенно образование. Однако с 2002 г. вновь начался рост занятости в отраслях бюджетной сферы из-за повышения заработков, а также новой волны сокращения занятости в промышленности. Во всех федеральных округах заметно увеличилась численность занятых в культуре (на 9-20% за 1998-2004 гг.), всюду выросла занятость в здравоохранении и социальной защите (на 3-9%), а на Юге и в Сибири - и занятость в образовании (на 5-8%). В результате, несмотря на почти повсеместное сокращение численности населения, вновь растет занятость в бюджетных отраслях. И если на Юге бюджетная сфера хотя бы отчасти аккумулирует прирост молодого трудоспособного населения республик, то в восточных регионах продолжается перераспределение убывающего населения из реального сектора в бюджетный.
![]() |
Рис. 6. Динамика численности занятых в здравоохранении, социальном обеспечении и образовании к 1998 г, % (1998=100) |
Обвальное сокращение занятости в науке в основном завершилось, его пик в регионах пришелся на 1995-1999 гг., когда численность занятых сократилась на треть. В период экономического роста в большинстве округов занятость в науке стабилизировалась или медленно сокращалась. Исключением стали только Дальний Восток (из-за общих потерь населения) и федеральные города: Москва за 1998-2002 гг. потеряла еще почти четверть занятых, а С.-Петербург - 10% из-за оттока в другие отрасли или выхода на пенсию (возрастная структура занятых в науке – самая старая среди отраслей). Для молодежи отрасль оставалась непривлекательной из-за низких заработков. Однако даже небольшое повышение заработной платы в 2002-2004 гг. остановило отток занятых из науки в столице, а в С.-Петербурге и Уральском округе дало прирост занятых. Численность занятых в жилищно-коммунальном хозяйстве и бытовом обслуживании заметно выросла только в столице (на 6%) благодаря более высокой оплате труда, а также на Юге – еще одно проявление тенденции «раздувания» бюджетных и муниципальных рабочих мест. Во всех остальных округах и С.-Петербурге занятость в ЖКХ сокращалась. Отраслью с динамично растущей занятостью остаются финансовые услуги, такой же отраслью с начала 2000-х гг. стало управление (рис. 7). Рост занятости в финансовом секторе за последние два года ускорился во всех федеральных округах (динамика по Москве может иметь искажения из-за резкого увеличения численности населения после переписи 2002 г.), это позитивное следствие экономического роста.
Вряд ли можно считать позитивной тенденцией заметный рост численности занятых в управлении, ускорившийся в 2002-2004 гг. Максимальными темпами растет бюрократия как в наименее развитых регионах Юга, так и в экспортно-ресурсных Уральском и Сибирском федеральных округах. Только в федеральных городах рост управленческого аппарата удавалось сдерживать. В 2005 г. в целом по России рост занятых в управлении достиг 11%, поэтому региональные данные повторили эту негативную тенденцию. Новые региональные данные о занятости и заработной плате в управлении и заработной плате в начале 2009 г. рассмотрены в следующем разделе.
![]() |
Рис. 7. Динамика численности занятых в управлении и финансовых услугах к 1998 г., % (1998=100) |
Путь в постиндустриальную экономику прокладывают крупнейшие агломерации, поэтому интересно сопоставить трансформации рынка труда федеральных городов. Сравнение отраслевой структуры занятых и ее динамики за 1998-2007 гг. показывает, что Москва достигла максимальной занятости в секторе услуг и уже завершает переход к постиндустриальной экономике. Санкт-Петербург пока отстает от Москвы в "терциализации" рынка труда и структурной перестройке занятости. В первые годы экономического роста это отставание нарастало, темпы роста занятости почти во всех видах рыночных услуг были значительно ниже, чем в столице, как и доля занятых в этих услугах (табл. 1). "Лицо" второй столицы оставалось более индустриальным и бюджетным, для развития рыночных услуг городу не хватало концентрации крупного бизнеса и финансовых ресурсов. К 2007 г. доля занятых в секторе услуг С.-Петербурга выросла до 71% от всех занятых и стала ближе к показателю Москвы (74%), но при этом промышленная занятость в С.-Петербурге сократилась несущественно (19%), и все еще намного выше, чем в Москве (13%).
Таблица 1. Отраслевая структура занятости в федеральных городах, % (классификатор ОКОНХ)
|
Москва |
С.-Петербург |
||
2004 г. |
1998 г. |
2004 г. |
1998 г. |
|
Всего |
100,0 |
100,0 |
100,0 |
100,0 |
в том числе: |
||||
Промышленность |
12,8 |
14,8 |
20,0 |
20,2 |
Строительство |
13,5 |
14,9 |
11,2 |
11,2 |
Всего сектор услуг |
73,5 |
71,4 |
68,2 |
68,2 |
Транспорт и связь |
7,7 |
7,9 |
9,2 |
9,1 |
Торговля, общественное питание |
25,4 |
17,5 |
20,0 |
19,9 |
Информационное обслуживание |
1,2 |
1,1 |
0,4 |
0,2 |
Общая коммерческая деятельность |
3,9 |
5,5 |
2,6 |
1,8 |
Жилищно-коммунальное хозяйство, бытовое обслуживание |
3,8 |
4,2 |
4,9 |
6,1 |
Здравоохранение, физкультура, социальное обеспечение |
5,4 |
6,0 |
6,5 |
6,8 |
Образование |
6,5 |
7,2 |
8,9 |
8,8 |
Культура и искусство |
2,0 |
2,0 |
2,3 |
2,1 |
Наука и научное обслуживание |
6,4 |
9,4 |
5,3 |
5,7 |
Финансы, кредит, страхование |
3,3 |
2,5 |
1,5 |
1,4 |
Управление |
3,3 |
3,8 |
3,7 |
3,8 |
Другие отрасли услуг |
4,7 |
4,3 |
2,9 |
2,5 |
В целом сдвиг занятости в сектор услуг идет быстрее в более плотно заселенных регионах Европейской части страны, особенно в Центре, Поволжье и на юге. В слаборазвитых республиках и автономных округах сектор услуг в переходный период стал основной сферой занятости и продолжает аккумулировать прирост трудоспособного населения. Эту функцию выполняют финансируемые из бюджета отрасли социальной сферы, в которых занято 25-30% работников, а в Тыве – почти 40%, а также сектор рыночных услуг (торговля, транспортные, посреднические услуги), в том числе теневых, занятость в которых не полностью учитывается статистикой. На севере и востоке страны занятость в рыночных отраслях сектора услуг низка, за исключением приграничных регионов с развитой челночной торговлей, но остается повышенной в нерыночных отраслях социальной сферы из-за необходимости сохранять сеть учреждений обслуживания в удаленных поселениях. Темпы сдвига занятости в третичный сектор зависят от структуры экономики региона: чем значительней роль экспортно-сырьевых отраслей промышленности, тем медленнее идет рыночная трансформация сектора услуг и рост занятости в нем.
В России принято считать, что численность занятых в управлении чрезмерно велика. Но проблема не в количестве занятых, а в его соответствии объему выполняемых функций и в качестве услуг. Есть страны, например, скандинавские, где занятость в управлении велика, поскольку государство выполняет большой объем функций и делает это качественно. Для англо-саксонских стран типичен более ограниченный круг функций государства и поэтому меньшая доля занятых в госуправлении.
Для регионов России оценить масштабы и эффективность занятости в госуправлении очень сложно. Даже в измерении занятости в управлении на региональном уровне много проблем. До 2005 г. такая статистика существовала в старом классификаторе (ОКОНХ), но она включала не только государственное управление и местное самоуправление, но также руководство бюджетных организаций и другие категории. По новому классификатору (ОКВЭД) занятость в сфере управления не выделяется.
Тем не менее, есть возможность сделать некоторые региональные сопоставления. Росстат публикует данные о численности и заработной плате работников, замещавших должности гражданских и муниципальных служащих (без учета силовых структур) органов управления в регионах, в том числе:
По данным Росстата за 1-й квартал 2009 г., в регионах России насчитывался 1 млн. чиновников-управленцев, треть из них составляли занятые в органах МСУ. Важнейшая российская особенность – численность федеральных чиновников в регионах в среднем в 2,4 раза больше, чем чиновников региональной исполнительной власти (рис. 8). Это следствие сверхцентрализации функций госуправления в 2000-е гг. Самый сильный дисбаланс в пользу федеральных чиновников – в Челябинской, Ростовской, Калининградской, Оренбургской, Белгородской областях и Приморском крае (в 5-6 раз). Объективным фактором может быть пограничное положение всех этих регионов и, как следствие, наличие таможенных и других служб, относящихся к территориальным органам федеральной власти. Но все же в большинстве регионов численность федеральных чиновников-управленцев унифицирована и определяется штатным расписанием федеральных ведомств.
Наиболее интересен противоположный "полюс", где оказались такие регионы как Чечня (в ней региональных чиновников в 2,3 раза больше, чем федеральных) и Ингушетия (в 1,2 раза). В Москве численность госслужащих мэрии приближается к численности управленцев территориальных структур федеральных органов власти в городе (85%), что показывает раздутость столичного аппарата управления. Схожая ситуация в двух автономных округах, живущих на доходы от добычи нефти и газа (Ненецкий и Ямало-Ненецкий АО – 81-87%), а также в ресурсно-экспортных республиках Коми (79%), Якутии (66%), Башкортостане (60%). Исходя из этого перечня регионов, можно выделить два основных фактора, способствующие раздуванию бюрократического аппарата региональной власти – слабый контроль федеральных властей за бюджетными расходами в высокодотационных регионах или значительные бюджетные доходы, позволяющие раздувать число чиновников регионах, поскольку гражданского контроля в России нет.
![]() |
Рис. 8. Показатели занятости и заработной платы в органах управления (региональные органы исполнительной власти и территориальные структуры федеральных органов в регионах) в 1-м квартале 2009 г., данные обследования Росстата |
Федеральных чиновников в регионах намного больше, но их заработки ниже. В среднем по РФ уровень заработной платы региональных чиновников в 1,4 раза выше, в подавляющем большинстве регионов чиновники региональной исполнительной власти также получают больше федеральных (см. рис. 8). Регионы более свободны в установлении размеров оплаты труда "своих" госслужащих, при этом возможности бюджета – не главный фактор. Но все же максимальный разрыв имеют регионы-"доноры", которые расходуют на эти цели собственные бюджетные средства: Ненецкий АО (2,6 раз), С.-Петербург (2,2 раза), Липецкая, Самарская, Ленинградская области (1, 9 раз) и не сильно дотационная нефтедобывающая Сахалинская область (2,1 раз). Впечатляет размер средней заработной платы госслужащих региональной исполнительной власти Ненецкого АО – 107 тыс. руб., занимающие второе-третье места Сахалин и ЯНАО заметно отстают (80 и 75 тыс. руб.). Однако в лидерах по отношению заработной платы региональных чиновников к федеральным оказались и некоторые дотационные регионы: Воронежская, Калининградская области, Краснодарский край (в 2-2,1 раза), а также Рязанская, Волгоградская и Орловская области (в 1,9 раз). В самых богатых регионах России – Москве и Ханты-Мансийском АО – разрыв более умеренный (в 1,6-1,7 раз), но оба региона отличаются повышенными заработками федеральных госслужащих (в ХМАО благодаря северным надбавкам).
Разрыв заработной платы госслужащих региональной исполнительной власти и средней зарплаты по региону еще выше и составляет в целом по стране 1,6 раз (см. рис. 8). При этом заработки региональных чиновников максимально превышают средние далеко не в самых развитых регионах – в Воронежской и Орловской областях (в 2,9 раз), в Волгоградской, Архангельской. Рязанской областях, Краснодарском крае (2,4- 2,7 раз). Сам по себе разрыв не критичен, если численность госслужащих невелика и появляется возможность лучше оплачивать их высококвалифицированный труд. Можно сопоставить все регионы по двум индикаторам - численности госслужащих региональной исполнительной власти, соотнесенной с численностью федеральных госслужащих в регионе, и разрыву оплаты труда региональных чиновников и средней зарплаты по региону. Слабо выраженная обратная зависимость между двумя индикаторами все же просматривается (см. линию тренда на рис. 9) и в субъектах РФ с относительно меньшей численностью госслужащих региональной исполнительной власти заработки последних сильнее превышают средние по региону, что экономически оправданно.
![]() |
Рис. 9. Распределение регионов по двум индикаторам: а) соотношению численности госслужащих, занятых в региональных органах исполнительной власти и территориальных органах федеральной власти в регионе и б) отношению заработной платы занятых в региональных органах исполнительной власти к средней заработной плате в регионе (%, рассчитано по данным Росстата на 1 квартал 2009 г.) |
Однако в России есть и особые регионы. Бюджет Чечни дотационен на 93%, но численность региональных чиновников в 2,4 раза выше, чем федеральных (при обратной пропорции в целом по стране), а их заработки вдвое выше средних по региону. В Ингушетии те же особенности, но только выраженные слабее.
Рассмотренные выше показатели не позволяют оценить оптимальность числа госслужащих в регионах, но такая задача и не ставилась. Проведенный анализ позволил сравнить региональные различия в занятости и в заработках управленцев разного уровня власти, а также отрыв заработков в этой сфере от средних по региону. Анализ в очередной раз показывает эфемерность так называемой "вертикали власти", очень сильное влияние субъективных, в том числе политических, факторов на численность и уровень оплаты труда госслужащих региональной исполнительной власти, а также негативные последствия сверхцентрализации управления, которые привели к раздуванию численности федеральных чиновников в регионах при невысоком уровне оплаты их труда.
В переходный период основной функцией малого бизнеса стало обеспечение альтернативной занятости для 6 млн. человек, что существенно снизило давление на рынке труда в ходе массового сокращения рабочих мест в основных отраслях экономики. Длительное время эта цифра не менялась, и только в 2000-х гг. занятость в малом предпринимательстве стала расти: за 2001-2007 гг. численность выросла с 6,5 до 9,2 млн. чел., а доля – с 10,8 до 13,8% от всех занятых в экономике. Помимо некоторого реального роста малого предпринимательства, более важная институциональная причина роста – искусственное дробление более крупных предприятий в целях получения льгот или облегченного налогового режима. Помимо малых предприятий, к малому бизнесу относятся предприниматели без образования юридического лица (ПБОЮЛ), численность которых по разным источникам колеблется от 2,5-3 млн. чел. (данные Единого госрегистра индивидуальных предпринимателей) до 5,1 млн. чел. по данным выборочного обследования рынка труда за 2006 г., проведенного Росстатом. Оно учитывает не только ПБОЮЛ, но и крестьянские (фермерские) хозяйства, которых в России более 260 тыс., а также занятых в домашнем хозяйстве производством для реализации (т.е. в товарном ЛПХ). По данным Росстата, в некоторых регионах численность таких занятых намного больше, чем занятых на малых предприятиях. В публикуемой региональной статистике занятые на малых предприятиях не объединяются с ПБОЮЛ и фермерскими хозяйствами. Совокупная оценка по всем видам малого бизнеса, которую можно рассчитать, не вполне отражает развитие малого бизнеса в регионах из-за сильных и не всегда объяснимых различий численности домохозяйств, производящих продукцию на продажу.
Статистика показывает, что в подавляющем большинстве регионов России легальный малый бизнес остается слаборазвитым. Объективные барьеры развития очевидны: спрос на товары и услуги малого предпринимательства зависит, во-первых, от уровня развития региона и доходов его жителей, и, во-вторых, от уровня урбанизации, наличия крупных городов и плотности населения, т.е. концентрации потребителей. Но еще более важную роль играют институциональные барьеры. Среди них есть не только общие для всей страны, но и дифференцированные по регионам, поэтому число малых предприятий и уровень занятости в малом бизнесе могут служить индикаторами предпринимательского климата. Региональные различия занятости в малом предпринимательстве отражают воздействие совокупности объективных и субъективных факторов, которые стимулируют или ограничивают его развитие. Лидирующее положение занимают федеральные города с быстро растущим сектором услуг, на Москву приходится каждое пятое малое предприятие и 20% занятых в малом российском бизнесе (без ПБОЮЛ), на С.-Петербург – каждое девятое предприятие и менее 7% занятых в 2007 г. Доля занятых в малом бизнесе в федеральных городах остается максимальной – 26-29% занятых в экономике в 2007 г.
Рейтинг регионов по доле занятых на малых предприятиях достаточно стабилен и вполне объясним (рис. 10). Для субъектов РФ с более развитым малым предпринимательством важны объективные факторы местоположения – наличие или соседство крупнейших городов (Московская, Ленинградская, Самарская, Нижегородская области), приграничное положение с особым льготным режимом (Калининградская область), на развитие влияют и другие институциональные факторы, например, более благоприятный предпринимательский климат (Томская область). Для регионов со слаборазвитым малым предпринимательством институциональные факторы (барьеры) еще более значимы. Среди них политика региональных властей (ряд областей Европейской части и республики Поволжья) и традиции теневой экономики (республики Северного Кавказа). В то же время заметную роль играют и объективные ограничения – малочисленность крупных городов, низкая доходность малого бизнеса в слабозаселенных северных и восточных регионах, а для ресурсно-экспортных регионов – альтернативные возможности трудоустройства в добывающих отраслях экономики с высокой оплатой труда.
![]() |
Рис. 10. Доля занятых в малом бизнесе от среднесписочной численности занятых в экономике в 2002 и 2007 гг., % |
Для занятости в форме ПБОЮЛ (7,7% занятых в среднем по РФ в 2006 г.) на первый план выходит совсем другой фактор – градиент север-юг, т.к. в эту форму включены занятые производством продукции ЛПХ для реализации. Во всех регионах Южного федерального округа и в черноземных областях Центра доля ПБОЮЛ среди занятых заметно выше и в основном растет. В республике Дагестан в 2006 г. она достигала 40%, в Карачаево-Черкесии, Кабардино-Балкарии и Адыгее – 20-25% всех занятых (рис. 10). В слабоосвоенных северных регионах этот показатель минимален, независимо от уровня экономического развития: и в слаборазвитых Корякском и Эвенкийском АО, и на Чукотке, и в богатых нефтегазодобывающих тюменских округах доля не превышает 3%. Невысокая доля ПБОЮЛ характерна также для крупнейших агломераций с наиболее развитым малым бизнесом, оформленным как юридическое лицо. В результате суммарная занятость в малом предпринимательстве отражает и центро-периферийные, и широтные (север-юг) различия, повышая показатели трудоизбыточных и аграрных регионов.
Исходя из доминирующих факторов и сложившейся географии малого бизнеса, вряд ли правомерно рассматривать его развитие как приоритетное направление для всех регионов России. Даже при снижении институциональных барьеров занятость в нем будет регионально дифференцированной по объективным причинам. С точки зрения перспектив развития малого бизнеса можно выделить три группы регионов:
В этом разделе использованы относительно старые данные, но вынужденно, т.к. Пенсионный фонд после 2003 г. перестал раскрывать численность работающих пенсионеров в региональном разрезе. Тем не менее, анализ этой группы занятых очень важен в условиях постарения населения России, высокой занятости пенсионеров и ее устойчивого роста в переходный период. По данным Пенсионного фонда, только за 2002-2003 гг. доля работающих среди женщин-пенсионеров выросла с 15,5 до 18,2%, среди мужчин – с 17,5 до 20,5%, т.е. в России работали каждый пятый мужчина и каждая шестая женщина. В 2006-2007 гг. это уже был каждый четвертый пенсионер – 26% мужчин и 24% женщин. Судя по общей для страны тенденции роста занятости пенсионеров, все региональные особенности, выявленные по данным 2003 г., остаются актуальными. Уровень занятости пенсионеров по регионам различался в 2003 г. более чем в семь раз. Можно выделить две зоны повышенной занятости – северную и крупногородскую. На Севере из-за более раннего выхода на пенсию многие пенсионеры сохраняют трудоспособность и желание работать. Но главная причина - невозможность прожить на пенсию из-за высокой стоимости жизни и минимальных натуральных доходов от личного подсобного хозяйства в зоне неблагоприятного климата. В северных регионах Дальнего Востока, в автономных округах Тюменской области, Таймырском, Ненецком АО и Мурманской области доля работающих пенсионеров достигает 35-52%, в остальных северных регионах страны она превышает 25%. В крупнейших городских агломерациях высокая занятость населения старше трудоспособного возраста также отчасти вынужденная, она обусловлена низким уровнем пенсий и дороговизной жизни. В Москве и Московской области, в С.-Петербурге работают 26-31% пенсионеров-мужчин и 20-25% женщин.
Для пожилого населения аграрных южных регионов и слаборазвитых республик характерна традиционная стратегия адаптации "на земле", с помощью расширения личного подсобного хозяйства, а не поиска оплачиваемой работы. Контрасты между севером и югом видны во всех федеральных округах: доля работающих пенсионеров различается между разными регионами, входящими в состав Сибирского и Уральского федеральных округов, почти в 4 раза, между регионами в Дальневосточном ФО и в Северо-Западном – в 2,5-3 раза. В Центральном и Приволжском округах различия выражены слабее (в 1,5-2 раза) из-за меньших региональных контрастов климата и уровня урбанизации. В республиках Южного округа образ жизни населения слабо модернизирован и традиционные формы адаптации выражены более явно, поэтому в Ингушетии работает только 7% пенсионеров по сравнению с 18% в урбанизированной Волгоградской области этого же округа.
Сформировавшиеся региональные различия в формах адаптации очень устойчивы, при этом динамика последних лет показывает повсеместный рост доли работающих пенсионеров. В большинстве случаев это вынужденный рост занятости. Пенсионерам приходится работать, чтобы компенсировать снижение доходов относительно других групп населения (средний размер пенсий все больше отстает от средней заработной платы) и найти средства на оплату непрерывно дорожающих услуг ЖКХ. Рост занятости пенсионеров повышает их экономическую независимость от государства, но ценой превращения в изгоев на рынке труда - пенсионеры, как правило, заняты на самых непрестижных рабочих местах в бюджетной сфере с минимальной оплатой труда.
Возможное увеличение границы пенсионного возраста будет наиболее болезненным для жителей крупнейших городов и Севера, поскольку выход на пенсию в более старших возрастах еще сильнее снижает их конкурентоспособность на рынке труда. А искать работу большинству из новых пенсионеров придется, если соотношение динамики роста пенсий и стоимости жизни останется прежним.
Для советских лет, начиная с 1960-х, была характерна сверхвысокая и сопоставимая с мужской экономическая активность женщин - более 80% женщин трудоспособного возраста работали. Принято считать, что в переходный период положение женщин на рынке труда резко изменилось. Но статистика показывает, что в целом за 1992-2006 гг. экономическая активность женщин трудоспособного возраста снизилась не слишком существенно (с 81,6 до 74,7%), темпы сокращения оказались сопоставимыми с динамикой активности мужчин данного возраста (с 86,6 до 78,9%). Наибольший спад активности пришелся на первые, наиболее кризисные, годы. Начавшийся с 1999 г. рост экономической активности имел примерно равную скорость для обоих полов, без гендерной дискриминации. Если сравнивать динамику экономической активности женщин в более широком возрастном диапазоне – 15-72 лет по методологии МОТ, то для женщин сокращение кризисных лет почти компенсировалось (63,7% в 1992 г. и 62,4% в 2007 г.), особенно по сравнению с мужчинами данного возраста (77,6 и 72,4% в те же годы). Женщины не только сохранили высокую экономическую активность, но существенно расширили ее возрастной диапазон за счет старших возрастов. С середины 2000-х гг. ситуация стабилизировалась и показатели экономической активности почти не меняются.
Территориальные различия в основном воспроизводят черты, унаследованные от советского времени, что говорит о высокой устойчивости воздействия базовых демографических и социальных факторов, формирующих эти различия. Наибольшие различия в экономической активности женщин, как и в предыдущие десятилетия, характерны для двух типов регионов:
Гендерные различия в занятости по сравнению с советским периодом усилились незначительно, доля женщин в структуре занятого населения сократилась с 50% до 48-49%. В начале переходного периода женская занятость снижалась быстрее, особенно женщин старшего трудоспособного возраста, терявших работу в первую очередь. Но с дальнейшим ухудшением ситуации на рынке труда сокращение занятости полов шло примерно равными темпами. И в начальный период экономического роста увеличение численности занятых было практически равным для мужчин и женщин (на 6,5-6,7% за 1999-2001 гг.).
Постепенно меняется и соотношение мужчин и женщин на рынке труда вследствие высокой мужской смертности в трудоспособных возрастах и роста занятости женщин в старших возрастах. Если в начале 2000-х гг. мужчины преобладали среди занятых в 3/4 регионов, поскольку возраст их выхода на пенсию выше, то в 2006-2007 гг. такое преобладание сохранилось только в 55-57% регионов. Более женским становится рынок труда почти всех областей Центра и половины регионов Северо-Запада, которые имеют наиболее постаревшую возрастную структуру населения. Аналогичные трансформации набирают силу в большинстве регионов Приволжского федерального округа.
В начале 2000-х гг. наиболее заметный дисбаланс в пользу женщин (52% занятых) имели только самые слаборазвитые регионы (республика Тыва, Агинский Бурятский и Коми-Пермяцкий АО) со специфическими гендерными ролями: в связи с распространенностью асоциальных явлений и высокой мужской безработицей женщины становились лидерами на низкоконкурентном рынке труда и основными "кормильцами" семей. Гендерная специфика в сфере занятости выражена в этих регионах более явно из-за преобладания титульного населения, но те же процессы характерны и для титульного населения республики Алтай. Явная феминизация занятости по тем же причинам сложилась в районах проживания коренных малочисленных народов Севера: доля женщин среди занятых достигала 57%, а в неаграрных отраслях (в основном это бюджетная сфера) - 68%. Не только в слаборазвитых республиках и автономных округах, но и в сельской местности Нечерноземья женщина все чаще становится фактическим главой семьи, заменяя деградирующих мужчин. Такой пример социального равенства полов трудно назвать позитивным.
Заметный дисбаланс в пользу мужчин сохранился только в трех типах регионов. Во-первых, это регионы нового освоения – нефтегазовые округа Тюменской области, большая часть Сибири и весь Дальний Восток (40-48% женщин среди занятых) с тяжелыми условиями труда и преобладанием "мужских" добывающих отраслей в структуре экономики. Во-вторых, регионы аграрного юга с несколько пониженной долей женщин среди занятых из-за больших нагрузок в полутоварном личном подсобном хозяйстве. В-третьих, часть республик Северного Кавказа с избыточным предложением мужской рабочей силы и выдавливанием женщин с рынка труда. Например, в Ингушетии доля женщин среди занятых снизилась до трети (34%) к началу 2006 г., это самый низкий показатель в стране.
Реальные гендерные особенности безработицы весьма далеки от стереотипных представлений о "женском лице безработицы", основанных на статистике зарегистрированной безработицы. Обследования Госкомстата РФ по методологии МОТ (в них учитываются не только зарегистрированные, но и незарегистрированные фактические безработные) показали, что доля женщин среди безработных меньше половины (45-48% в течение 1992-2006 гг.) и близка к их доле в экономически активном населении. Преобладание женщин среди зарегистрированных безработных (63-72%) объясняется тем, что женщинам труднее использовать активные стратегии поиска работы, они чаще обращаются за помощью в государственные органы занятости, чтобы получить содействие в трудоустройстве или мизерные пособия по безработице. Ситуация с женской зарегистрированной безработицей меняется в зависимости от состояния региональных рынков труда. В регионах с низкой безработицей доля женщин среди зарегистрированных безработных может превышать 70-80%. При ухудшении экономической ситуации в регионе и возрастании напряженности на рынке труда доля женщин среди зарегистрированных безработных снижается.
Данные по общей безработице (по методологии МОТ) за 2000-2007 гг. показывают, что в 60-80% регионов мужская безработица была выше женской, поскольку женщины при поиске работы менее требовательны к характеру труда и уровню его оплаты, чаще готовы к снижению социально-профессионального статуса. Гендерные различия безработицы в регионах не всегда имеют очевидное объяснение, т.к. на них влияет множество разных факторов. Тем не менее, можно выделить несколько типов регионов, в которых уровень женской безработицы в 2002-2006 гг. был равен или выше, чем мужской:
Региональный анализ показывает, что в уровне занятости гендерное неравенство минимально и продолжает сокращаться. Однако за благополучными цифрами занятости скрывается горизонтальная (по отраслям) и вертикальная (по статусу) сегрегация женщин, результатом которой стали значительные гендерные диспропорции в оплате труда (см. раздел Социально-экономическое положение домохозяйств).
В переходный период основой российской экономики стали сырьевые отрасли промышленности и экологически грязные отрасли первого передела (металлургия, химия). При такой структуре экономики невозможно решить одну из наиболее острых проблем – очень высокую занятость во вредных условиях труда. В целом по стране в 2003-2004 гг. почти четверть занятых в промышленности (в т.ч. 29% мужчин и 16% женщин) работали во вредных условиях труда. Региональные различия определяются специализацией экономики: во всех ресурсодобывающих регионах Европейского Севера, Сибири и Дальнего Востока, в металлургических регионах (Липецкой, Челябинской, Свердловской, Оренбургской, Кемеровской областях, Красноярском крае) во вредных условиях работали от трети до половины мужчин, занятых в промышленности.
Повышенная занятость женщин во вредных условиях труда остается проблемой не только тех же ресурсодобывающих регионов (20-28% в 2004 г.), но и Ивановской области (34% занятых в промышленности). Это единственный регион России, где женщин среди работающих во вредных условиях труда больше, чем мужчин. Несмотря на значительный спад в текстильной промышленности, эта отрасль с преобладанием женской занятости остается ведущей в экономике области, но условия труда в ней не улучшаются из-за недостатка инвестиций в модернизацию текстильного производства.
В подавляющем большинстве промышленных регионов с высокой долей занятых во вредных производствах этот показатель вырос за 2000-2003 гг. (рис. 11), особенно для мужчин (с 27 до 29% в среднем по РФ). Экономический рост сопровождается ухудшением условий труда занятых в базовых отраслях промышленности, это еще одно подтверждение низкого качества роста, основанного на увеличении добычи и экспорта минеральных ресурсов и продукции первого передела.
С 2005 г. общие показатели по промышленности заменены данными о занятости во вредных условиях по группам отраслей в соответствии с классификатором ОКВЭД. В 2007 г. максимальная доля занятых во вредных производствах. как и ранее, была характерна для добывающей промышленности – 38%, в т.ч. 42% мужчин и 23% женщин.
![]() |
Рис. 11. Доля работников промышленности (%), занятых во вредных условиях труда, по регионам с самыми худшими показателями |
Тенденции безработицы в регионах зависят от макроэкономической ситуации - периодов экономического роста и кризисов. Но в России есть свои особенности: сильные кризисные спады 1990-х не приводили к адекватному росту безработицы, поскольку основной реакцией на экономический кризис было резкое сокращение заработной платы, намного более сильное, чем занятости. Так, экономический спад первой половины 1990-х годов был почти двукратным, но российский рынок труда не отреагировал на него сопоставимым сокращением занятости. Большинство предприятий сохраняло избыточную занятость, отправляя работников в неоплачиваемые отпуска, используя механизмы длительных задержек выплат заработной платы, обесцениваемой инфляцией. Рынок труда стал более адекватно реагировать на экономические изменения только в конце 1990-х годов. В период финансового кризиса 1998 г. уровень безработицы вырос до максимума – с 9% до 13,2%, но при этом доходы населения сократились почти на треть.
Первые годы экономического роста дали значительный позитивный эффект, уровень безработицы к 2002 г. снизился на треть, до 8,1% экономически активного населения. Однако в 2003 г. рынок труда перестал реагировать на продолжающийся экономический рост, безработица выросла до 8,6%. Инверсия объясняется многими причинами. В промышленности замедлили темпы развития трудоемкие импортозамещающие отрасли, а быстро растущие экспортные сырьевые отрасли не нуждаются в большом количестве работников, к тому же в них началась борьба за снижение издержек, следствием которой стала оптимизация занятости. В сельском хозяйстве также ускорилось высвобождение рабочей силы, часть сельхозпредприятий перестала существовать или была скуплена бизнесом, который в зерновых районах избавлялся от трудоемкого, но убыточного животноводства. И хотя сектор услуг продолжал аккумулировать высвобождающихся работников, безработица вновь стала расти. Это подтверждают и показатели общей безработицы (по методологии МОТ), которые рассчитываются по данным выборочных обследований рынка труда и более полно учитывают все виды незанятости, и показатели зарегистрированной безработицы. Более устойчивое снижение безработицы началось только в 2004 г. и к 2005-2006 гг. ее уровень сократился до 7,2%. К концу периода экономического роста уровень безработицы в России снизился до минимума – 6% в среднем по стране (данные обследования рынка труда Росстата за ноябрь 2007 - август 2008 гг.)
Региональные различия безработицы, измеряемой по методологии МОТ, зависят от совокупности трех факторов: демографических (динамики трудоспособного населения), экономических (уровень развития и структура экономики) и географических (агломерационные преимущества или удорожающие факторы удаленности, слабой освоенности территории). Максимальный уровень безработицы в 2008 г. сохранялся в слаборазвитых республиках с растущим населением: в Ингушетии (47% экономически активного населения), в Чечне (36%), а также в Дагестане, Калмыкии, Карачаево-Черкесии и Тыве (14-18%), но в большинстве из них показатели медленно улучшались. Повышенный уровень безработицы (9-14%) имеют остальные республики ЮФО, а также сибирские республики Бурятия и Алтай. Улучшилась ситуация на рынке труда в большинстве ресурсодобывающих регионов, за исключением республики Якутия (9%). Самая лучшие показатели – в федеральных городах и Московской области с наиболее динамично развивающимся рынком труда, в них уровень безработицы с середины 2000-х не превышает 1-3%. В половине регионов России показатель различается несущественно (5-7%), что в основном отражает реальное положение, но отчасти связано с недостаточной выборкой региональных обследований Росстата (Карта. Уровень общей безработицы в 2003 г., Уровень общей безработицы в 2004 г., Уровень общей безработицы в 2006 г., Уровень общей безработицы в 2008 г.).
Региональная динамика общей безработицы совпадала с общероссийским трендом, наиболее высокие показатели во всех регионах отмечались в 1998-1999 гг., при этом в период кризиса 1998 г. различия между регионами уменьшились, поскольку рынки труда развитых регионов с исходно более низкой безработицей, как правило, сильнее реагируют на изменения макроэкономической ситуации. С улучшением состояния рынка труда межрегиональные различия, наоборот, росли, так как в наиболее проблемных регионах ситуация улучшалась медленней, чем в экономически сильных. Так, при максимальной безработице в 1998 г. десять регионов с лучшими и худшими показателями различались в 2,9 раза, а в более благополучном 2002 г. – в 4,4 раза. Однако другие методы расчетов не подтверждают в явном виде данный тренд: если отбросить по 5% регионов с максимальными и минимальными показателями, то для остальных 90% регионов «коридор» значений менялся относительно синхронно, сжимаясь только в последние два года экономического роста (рис. 12).
![]() |
Рис. 12. Динамика уровня безработицы по границам 5% лучших и 5% худших регионов (без укрупненных авт.округов и Чечни) |
Сравнение гистограммы распределения регионов по уровню безработицы показывает, что потребовались три года экономического роста для возвращения распределения к кривой 1995 г. После этого, несмотря на дальнейший рост экономики, картина почти не менялась (рис. 13). Как известно, в середине 1990-х гг. государственной политики в сфере занятости практически не было, следовательно, показатели безработицы после экономического шока, вызванного дефолтом, вернулись "на круги своя". Позитивное воздействие экономического роста не подкреплялось политикой снижения региональных диспропорций занятости. Кроме того, стагнация региональных рынков труда обусловлена характером экономического роста последних лет – в основном за счет нетрудоемких экспортных отраслей. Для выравнивания региональных различий недостаточно перераспределения бюджетных ресурсов, требуется кардинальное улучшение условий для экономического роста в проблемных регионах.
![]() |
Рис. 13. Распределение регионов по уровню безработицы |
Показатели зарегистрированной безработицы менее пригодны для оценки состояния региональных рынков труда, особенно в 2000-е гг. Только в середине 1990-х годов с их помощью можно было выделить депрессивные промышленные регионы Европейской части России (Ивановская, Владимирская, Псковская области и др.), а также проблемные северные и восточные регионы с максимальной напряженностью на рынке труда из-за закрытия добывающих предприятий. К концу 1990-х годов по разным причинам (адаптация населения и развитие альтернативных форм занятости, крайне низкие размеры пособий и нерегулярность выплат и др.) региональные показатели зарегистрированной безработицы стали больше зависеть от наличия средств на выплату пособий.
В годы экономического роста сокращение уровня зарегистрированной безработицы не было устойчивым, вслед за положительной динамикой в первые годы после финансового кризиса 1998 г. последовал ее рост в 2001-2004 г. (почти вдвое по сравнению с 2000 г. до 2,6% в среднем по стране). Только с 2005 г. началось медленное сокращение и к лету 2008 г. уровень зарегистрированной безработицы снизился до 1,8%. Но даже в лучшее для рынка труда время сохранялась группа регионов с экстремально высокими показателями – республики Чечня (66% на конец 2007 г.) и Ингушетия (28%), причем в Чечне зарегистрированная безработица почти вдвое больше общей, чего не может быть. Устойчиво повышен уровень зарегистрированной безработицы в ряде других республик – Кабардино-Балкарии, Северной Осетии и Тыве (7-8%), а также на востоке страны – в Амурской, Магаданской областях (5-6%). Среди аграрных регионов зарегистрированная безработица была выше только в Алтайском крае (5%). Показатели зарегистрированной безработицы подтверждают общую тенденцию: слаборазвитые республики наряду с некоторыми удаленными регионами северо-востока страны не смогли за десятилетие экономического роста существенно улучшить ситуацию в экономике и на рынках труда.
Экономический кризис, начавшийся осенью 2008 г., привел к почти двукратному росту безработицы (с 5,6% летом 2008 г. до 9,5% в феврале 2009 г.). Однако пиковые показатели весны 2009 г. (уровень общей безработицы – 10%, зарегистрированной – 3,5%) не дотягивают до худших показателей 1990-х (13% и 4% соответственно).
Новый кризис затронул региональные рынки труда в разной степени. Во-первых, разными были темпы промышленного спада. Сильнее всего пострадали промышленные регионы металлургической и машиностроительной специализации, в большинстве из них производство сократилось на 20-39% (январь-май 2009 г. к аналогичному периоду 2008 г.) Среди регионов машиностроительной специализации есть не вышедшие из депрессии, для них это был двойной удар. Черты депрессивности сохранили и многие дальневосточные регионы, и хотя в них промышленный спад был минимальным (после тяжелого кризиса 1990-х фактически нечему падать), их рынок труда находился в худшем состоянии и поэтому более уязвим. Даже сильный промышленный спад не всегда приводит к массовой безработице, поскольку есть альтернативная форма снижения издержек работодателя путем сокращения оплаты труда. В России эта форма широко распространилась с 1990-х гг. в виде длительных задержек выплаты зарплаты, административных отпусков, неполной рабочей недели и др. В ходе нового кризиса с задержками зарплаты пытаются бороться и, по официальной статистике, в крупных и средних предприятиях и организациях их объем невелик. Однако никто не знает, каких масштабов достигают невыплаты в малом бизнесе и неформальном секторе экономики. Административные отпуска и неполная рабочая неделя используются очень широко, в машиностроении такой режим охватывал весной 2009 г до 20% занятых (хотя в целом по экономике – не более 4% занятых по данным официальной статистики). Вследствие использования альтернативных форм снижения издержек бизнеса даже в наиболее пострадавших от кризиса регионах рост безработицы может быть умеренным. К тому же региональные власти всячески препятствуют высвобождению, порой с помощью прокуроров.
Во-вторых, сократилась и "беловоротничковая" офисная занятость, сильнее всего – в крупнейших городах. В этой сфере доминирует именно высвобождение, а не урезание зарплат. Но на рынках труда крупнейших городов намного больше альтернативных рабочих мест, и, к тому же, докризисный уровень безработицы был очень низким. Высвобождаемые чаще всего находят другую работу, реже пополняют ряды безработных, но при исходно низком уровне даже быстрый рост безработицы не критичен.
В-третьих, масштабные сокращения произошли в неформальной экономике. В секторе рыночных услуг и в строительной отрасли крупных городов заняты трудовые мигранты из других стран, причем часто нелегальные, поэтому масштабы высвобождения неизвестны, тем более что немалая часть трудовых мигрантов возвращается домой. Те же проблемы, но уже для российских граждан, характерны для республик Северного Кавказа, где из-за дефицита рабочих мест широко распространено отходничество. В кризис сократились возможности найти работу в других регионах (строительство, агросектор, торговля), напряженность на рынках труда республик юга выросла. Но измерить изменения также сложно, поскольку трудовые мигранты из Северного Кавказа до кризиса работали преимущественно в неформальном секторе экономики.
Вышеперечисленные особенности рынка труда регионов помогают более точно интерпретировать данные кризисной статистики занятости. Они несовершенны, но других данных нет. В разделе "Мониторинг кризиса в регионах" дан более детальный анализ состояния региональных рынков труда в период кризиса, поэтому в данном разделе Атласа можно ограничиться основными тенденциями.
Темпы роста безработицы были максимальными в декабре-феврале, к апрелю 2009 г. ситуация стабилизировалась. В мае наметилось даже некоторое снижение уровня безработицы, и зарегистрированной, и общей. Однако снижение уровня безработицы в России имеет сезонный характер – к лету она сокращается, а осенью растет, поскольку летом оживляются строительство и агросектор. Так происходит каждый год, и пока невозможно разделить влияние обычной, сезонной цикличности и реальной стабилизации на рынке труда в условиях кризиса. Цыплят по осени считают.
На региональном уровне разброс показателей безработицы за май 2009 г. остается очень сильным (рис. 14), хотя квартальные данные Росстата не вполне репрезентативны для регионов. "Пальму первенства", как и до кризиса, держат слаборазвитые республики. И кризис здесь не при чем, это давняя проблема острого дефицита рабочих мест для растущего населения. Кризисный рост безработицы характерен для двух типа регионов – депрессивных, которые при любом ухудшении экономической ситуации очень уязвимы (Ивановская, Брянская, Псковская области, Забайкальский край и другие восточные регионы), и для регионов со специализацией на машиностроении (Ульяновская область и др.) и черной металлургии, т.к. эти отрасли наиболее пострадали от кризиса.
![]() |
Рис. 14. Уровень безработицы по МОТ в регионах РФ, % (без Чечни и Ингушетии) |
Статистика безработицы не дает полной картины состояния рынков труда. Как уже отмечалось, они адаптируются к кризису не только через высвобождение, но и через рост неполной занятости (сокращенная рабочая неделя с низкой зарплатой, административные отпуска и др.). На самом деле это скрытая безработица и в регионах с сильным спадом промышленного производства она максимальна: в Ярославской области – 7%, в Свердловской и Челябинской – 8%, в Самарской -10% занятых. Более точно учитывать показатели безработицы вместе с неполной занятостью. Среди депрессивных и полудепрессивных регионов самая сложная ситуация на рынках труда Бурятии, Забайкальского края, Брянской, Ульяновской, Курганской и Ивановской областей, и не только в них. Среди более развитых – в Самарской, Свердловской, Челябинской и Орловской областях, можно добавить и Пермский край и Ярославскую область.
Важно понимать, что данные о безработицы в регионе – "средняя температура по больнице". Проблемы занятости концентрируются в промышленных городах с убыточными предприятиями, либо остановившимися, либо резко сократившими объемы производства. Таких городов с острым кризисом на локальных рынках труда десятки, особенно монопрофильных, зависящих от одного предприятия. Но статистики в доступном виде нет, хотя федеральные власти пытаются наладить мониторинг на уровне муниципалитетов. Но данных по общей безработице такой мониторинг все равно не даст (она не измеряется на уровне городов), а статистика по зарегистрированной безработице, которую можно отслеживать более оперативно, не всегда достоверна, региональные власти не любят отчитываться плохими цифрами.
Чтобы понять, какие города становятся зоной максимального риска, нужно учитывать три условия. Это состояние предприятия – вкладывались ли средства в модернизацию или это технологически устаревшие производства, а также насколько предприятие убыточно в условиях кризиса. Это "прописка" собственника. Если он местный – региональным властям легче надавить, чтобы бизнес держал работников в административном отпуске или в режиме неполной занятости, даже несмотря на убытки. Можно надавить и на неместного собственника, если у него в данном регионе есть другие, более значимые предприятия. Но если собственник московский и никак не связан по рукам и ногам другими активами в регионе, которые ему важно сохранить, – давить сложнее, даже с помощью прокурора. Третье условие – политика региональных и муниципальных властей. Если они не активны, не ищут вариантов выхода из кризиса, не способны разговаривать с попавшими в беду жителями города или не имеют политического веса для переговоров с собственниками типа Дерипаски, то ситуация накаляется. Получается Пикалево, Златоуст или поселок в Приморском крае. В них все три названные условия сработали: актив плохой, собственник не местный и других важных предприятий в регионе не имеет, а региональные власти не захотели или не смогли вмешаться, пока гром не грянул. Сколько таких городов и поселков может оказаться в стране – не знает никто.
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
Новости | Об институте | Научные программы | Публикации | Региональная программа | English |