<%Language="VBScript" Response.Write "" %>
<%Language="VBScript" Response.Write "версия для печати" %>

Социальный атлас российских регионов / Тематические обзоры

Социально-экономическое положение домохозяйств

(обновление – 2009)

С начала 2009 г. НИСП в квартальном режиме ведет Мониторинг социально-экономического развития регионов России. В нем рассмотрены основные тенденции кризиса и посткризисного развития регионов за период до середины 2012 г.

В тематическом разделе "Социально-экономическое положение домохозяйств" представлена более развернутая информация о доходах и уровне жизни населения в регионах России за период до 2009 г.

Доходы населения России вернулись к докризисному (советскому) уровню только в 2007 г., после более чем двукратного спада 1990-х гг. Однако средние данные по стране показывают «среднюю температуру по больнице». Только две верхние квинтильные (20%-е) группы населения с наибольшими душевыми доходами заметно превысили показатели 1991 г., а в трех нижних квинтильных группах населения доходы пока существенно меньше докризисных (расчеты Л.Н. Овчаровой, НИСП).

Помимо огромного социального расслоения по доходу, для России характерны и сильные региональные различия. Это видно невооруженным глазом, достаточно отъехать от Москвы на сотню-другую километров. Однако статистика доходов дает относительное представление о том, как живет население в разных регионах. Существует несколько причин, из-за которых возникают проблемы измерения уровня и структуры доходов домохозяйств:

• при наличии значительного теневого сектора экономики все статистические измерения доходов населения и их дооценки недостаточно точны, особенно на региональном уровне;
• дополнительной проблемой региональных измерений является малая выборка бюджетных обследований домохозяйств, проводимых Росстатом, что также приводит к искажениям;
• достаточно сложно измерить натуральные поступления от личного подсобного хозяйства, немаловажные для горожан и критически важные для сельского населения, особенно в регионах с благоприятным климатом;
• цены на товары и услуги различаются в регионах в несколько раз, поэтому доходы населения необходимо корректировать; для этого используются показатели стоимости прожиточного минимума в регионе или стоимости фиксированного набора товаров и услуг, причем каждый из показателей по-разному отражает региональную дифференциацию цен, особенно удорожание жизни в северо-восточных субъектах РФ и в федеральных городах.

Невысокое качество региональной статистики доходов усугубляется сложностью совокупного учета всех компонентов, влияющих на положение домохозяйств, а не только текущих доходов. Помимо денежных доходов, домохозяйства получают различные социальные трансферты в виде льгот и бесплатных общественных благ, которые также нужно учитывать в оценках совокупного потребления. Кроме того, уровень жизни домохозяйств зависит от наличия сбережений, накопленного недвижимого и движимого имущества - жилья, дач, автомобилей и других предметов длительного пользования.

Существует еще одна проблема, которую в принципе не могут решить статистические измерения, даже если они сделаны корректно. Необходимо учитывать субъективные оценки своего дохода самими жителями - недаром говорят, что "для кого - щи жидки, для кого - жемчуг мелкий". Доход, который кажется достаточным жителю нечерноземного села, москвич воспринимает как крайнюю бедность, и не только потому, что в Москве цены выше, но и из-за разных стандартов потребления, сложившихся в столице, крупных и малых городах, сельской местности.

Субъективные оценки дохода и уровня жизни можно получить только с помощью дорогостоящих социологических опросов по выборке, репрезентативной для каждого субъекта РФ. Впервые такой опрос был проведено Фондом «Общественное мнение», анализ его результатов был проведен социологами «ЦИРКОНа» по руководством И.В. Задорина. Некоторые результаты измерений социального самочувствия населения регионов цитируются в конце данного раздела и сравниваются с объективными статистическими показателями.

В разделе рассмотрены причины и тенденции регионального неравенства по доходу, детально анализируется структура и динамика денежных доходов населения регионов России. Проведен анализ гендерных различий в заработках по регионам, показателей уровня и профиля бедности по данным текущей статистики, а также косвенные оценки уровня жизни через обеспеченность предметами длительного пользования (автомобилями). С помощью показателей системы национальных счетов оценивается вклад социальных трансфертов в конечное потребление домохозяйств, рассмотрена роль социальных трансфертов в доходах населения. Отдельно представлен сюжет о монетизации льгот по данным статистики о численности получателей денежных выплат в регионах и их объемах. Хотя острота этой темы уже в прошлом, мы посчитали необходимым ее оставить, чтобы оценить масштабы и ход реализации реформы.

Представленные сюжеты в той или иной степени позволяют оценить, насколько перераспределительная политика государства нацелена на смягчение регионального неравенства в доходах населения. «Многослойность» структуры раздела отражает сложность оценок уровня жизни населения и его региональных различий. Только совокупность разнородных индикаторов дает представление о социально-экономическом положении домохозяйств.

• Причины роста региональных диспропорций
• Динамика денежных доходов в период экономического роста
• Динамика денежных доходов в период экономического кризиса
• Покупательная способность доходов
• Структура доходов, заработная плата и пенсии
• Гендерные различия в доходах
• Косвенные индикаторы материальной обеспеченности
• Уровень бедности
• Социальные трансферты
• Монетизация льгот
• Социальное самочувствие населения

Главная причина возросшей региональной дифференциации доходов населения – рост пространственного экономического неравенства и в период кризиса, и в годы экономического подъема. В 1990-е годы это было связано с отраслевой структурой экономики: в регионах со специализацией на машиностроении, отраслях ВПК, легкой и пищевой промышленности экономический спад был сильнее и доходы населения сокращались опережающими темпами, наиболее острый характер приобрела проблема невыплат и задержек заработной платы. В регионах со специализацией на отраслях топливно-энергетического комплекса и металлургии доходы сокращались медленнее, как по причине менее выраженного промышленного спада, так и в связи с более регулярными выплатами заработной платы в экспортных отраслях. В федеральных городах высокие темпы спада промышленного производства компенсировались быстрым развитием сектора деловых услуг с более высоким уровнем оплаты труда. В период экономического роста сложившееся территориальное неравенство доходов населения во многом сохранилось, несмотря на возросшую роль перераспределительной политики федерального центра.

Рыночные реформы сопровождались не только резким ростом цен на товары и услуги, усилились и региональные различия в стоимости жизни. В советский период поясные цены различались в 1,5 раза, а в переходный период различия достигли 3-4 раз. Измерить региональные различия в стоимости жизни можно по трем индикаторам: стоимости минимального продуктового набора (в 4 раза в конце 1990-х гг.), стоимости фиксированного набора товаров и услуг (3,5 раза в 2006 г.) и прожиточному минимуму (в 3,2 раза в 2006 г.). Эти показатели используются для оценки стоимости жизни, но они не вполне сопоставимы из-за разной структуры - соотношения продовольственных, непродовольственных товаров и услуг. Однако все они фиксируют удорожание жизни не только на севере и востоке страны, но и в столице: жизнь в Москве в полтора раза дороже, чем в среднем по России и в два раза дороже, чем в самых «дешевых» регионах.

Еще одним фактором дифференциации стала политика региональных властей. Регионы по-разному входили в рынок: например, в Ульяновской области и Татарстане до середины 1990-х годов сохранялись продовольственные дотации. Кроме того, в регионах с высокой бюджетной обеспеченностью (Москва, Ямало-Ненецкий и Ханты-Мансийский АО, республика Татарстан) длительное время сохранялись, а в Москве сохраняются до сих пор, большие объемы льгот, субсидий и дотаций из доходов регионального бюджета. Максимальные дотации на ЖКХ выделяют, как правило, наиболее развитые субъекты, особенно Москва, что еще более увеличивает региональные диспропорции в потреблении домохозяйств. В слабейших и депрессивных регионах качественное и количественное сокращение социальных трансфертов в 1990-е годы было максимальным, что привело к нарастанию различий в потреблении населения.

В итоге региональные различия в уровне доходов и бедности в 1990-е годы резко усилились. Значительная межрегиональная дифференциация уровня бедности отмечается всеми исследователями как специфическая социальная проблема России. Исследование неравенства в России за 1992-2001 гг., проведенное под руководством Л.Н. Овчаровой на основе данных Российского мониторинга экономического благосостояния и здоровья населения (RLMS), показало, что в течение всего переходного периода именно региональное неравенство было определяющим фактором дифференциации российских домохозяйств по уровню расходов (рис. 1). Помимо межрегиональных различий, на неравенство влияют такие факторы, как тип поселения, занятость и образование членов семьи. Исследование «Бедность, этничность и гендер в странах с переходной экономикой», проведенное при поддержке Йельского университета, показало, что и в других странах с переходной экономикой наибольший вклад в неравенство вносят внешние по отношению к домохозяйству характеристики – региональные и поселенческие различия.

Рис. 1. Вклад социально-демографических факторов в объяснение неравенства в России в 2001 г. Источник: Вступление России в ВТО: мнимые и реальные социальные последствия / Под ред. Л.Н. Овчаровой. Серия «Научные проекты НИСП». - М., 2004, с. 58.

Резкое сокращение доходов населения в 1990-е гг. было повсеместным, но измерить региональную динамику в период кризиса весьма сложно, поскольку в первой половине 1990-х годов изменилась методология учета доходов. Рост доходов населения начался только со второй половины 1999 г., именно этот год выбран в качестве базового для оценки динамики доходов в период экономического роста. В целом за 1999-2007 гг. реальные душевые доходы населения выросли в 2,5 раза, но важно понять, насколько и почему различалась динамика реальных денежных доходов жителей разных регионов.

Если верить данным официальной статистики, то региональные различия темпов роста реальных доходов более чем троекратные – от 5,2 раз в республике Дагестан до 1,5 раз в Магаданской области (рис. 2). Дагестан относится к слаборазвитым регионам, в которых доходы населения за 2000-е гг. в целом росли быстрее. Это следствие значительного увеличения федеральной помощи, а также эффекта низкой базы (в регионах с низкими исходными показателями один и тот же количественный прирост в рублях обеспечивает более высокий процент роста, чем в регионах с исходно более высокими показателями). Но расчеты показывают, что ускоренный рост доходов отмечался не во всех слаборазвитых республиках и автономных округах, еще менее это характерно для депрессивных и проблемных регионов.

Как правило, ускоренный рост доходов в слаборазвитых регионах достигается с помощью двух основных механизмов – существенного повышения оплаты труда в бюджетной сфере и роста объема социальных трансфертов. Но для российских регионов - лидеров роста доходов причины успеха иные. В Дагестане и Ингушетии темпы роста доходов населения были максимальными в стране не столько вследствие значительного увеличения зарплат бюджетников, сколько из-за роста статистических дооценок скрытой оплаты труда (см. ниже). Социальные трансферты играли в этом феноменальном росте несущественную роль, их доля в доходах населения Дагестана снизилась за 2000-2006 гг. с 17 до 10%. Совсем по другой причине резко выросли доходы населения Агинского Бурятского округа. На его территории «прописались» структуры одной из крупных нефтяных компаний, поэтому доходы окружного бюджета резко выросли, а вследствие этого – и заработки в бюджетном секторе, и дотации сельхозпроизводителям (это две самые большие группы занятых в округе).

Рис. 2. Динамика реальных душевых денежных доходов населения регионов РФ, 2007 г. к 1999 г., в %

Помимо некоторых слаборазвитых регионов, доходы населения росли опережающими темпами там, где активно заработали конкурентные преимущества: резко выросла добыча нефти (Ненецкий АО и Сахалинская область), быстро расширялась зона влияния крупнейшей агломерации (Московская область), в условиях экономического подъема заработал эффект более выгодного приморского географического положения (Калининградская и Ленинградская области). Для этих регионов, как и для слаборазвитых, высокие темпы роста отчасти обусловлены эффектом низкой базы. Но есть совсем иные примеры. В Приволжском федеральном округе лидерами роста доходов населения стали две наиболее экономически развитые республики – Татарстан и Башкортостан. Их успешное развитие в немалой степени обусловлено особыми отношениями с федеральным центром, перечислявшим этим республикам значительные трансферты в течение 2000-х годов. Для сравнения, динамика роста доходов населения С.-Петербурга была высокой только в 2003-2005 гг., хотя город и сейчас имеет особые преимущества, обеспечивающие приток инвестиций и регистрацию крупных компаний-налогоплательщиков. Но на доходах населения в 2006-2007 гг. это сказывалось все менее существенно, и в целом за 1999-2007 гг. темпы их роста (2,8 раз) ненамного превышали средние по стране (2,5 раз). В результате среднедушевые денежные доходы жителей второй столицы вдвое уступают доходам москвичей. Среди относительно развитых регионов наиболее высокими темпами роста доходов населения (в 3 раза) выделялась только Свердловская область, причем без специальной федеральной поддержки.

«Истории успеха», хотя и достигнутого разными способами, перемежаются примерами отставания. Самыми низкими темпами роста доходов в годы экономического подъема отличались слаборазвитые республики Адыгея и Калмыкия, а также проблемные регионы северо-востока страны – в них доходы только номинально высокие, поскольку высоки и цены. Если верить статистике, то возникает сомнение, что в России существуют приоритеты федеральной поддержки именно слаборазвитых и проблемных удаленных регионов, которая бы проявлялась в опережающем росте доходов их населения. Выбор регионов для особой поддержки нередко диктуется какими-то иными критериями, а не целью снижения регионального неравенства доходов населения.

В итоге можно утверждать, что факторы опережающего роста доходов населения регионов чрезвычайно разнообразны:

• экономический фактор: ускоренный рост доходов населения в регионах с естественными преимуществами, но исходно низкой доходной базой;
• перераспределительная социальная политика федерального центра: опережающий рост доходов части слаборазвитых регионов;
• политический фактор: особая поддержка некоторых регионов, что проявляется в опережающем росте доходов их населения;
• институциональный фактор: особые отношения с бизнесом, увеличивающие доходы бюджета региона (данный фактор уходит в прошлое);
• прочие (в том числе виртуальный фактор): статистические дооценки доходов и др.

Первые два фактора играют ведущую роль, но только второй из них явно смягчает пространственные различия. Политический фактор оказывает существенное влияние, ведь финансовая помощь федерального центра оказывается далеко не только исходя из принципа «подтягивания» слабых. Многофакторность и разновекторность влияния на динамику доходов населения приводит к тому, что измерения регионального неравенства не показывают четкой тенденции к его сокращению или росту.

В 2008 г. в целом по России рост реальных денежных доходов населения продолжился, однако, во-первых, его темпы существенно замедлились, не превысив 105% по сравнению с уровнем 2007 г., а во-вторых, появилась разнонаправленность динамики в регионах.

Новый экономический кризис, который стал набирать силу в конце 2008 г., неизбежно сказался на динамике реальных денежных доходов населения в 2009 г. Кризисные явления в доходах стали проявляться с февраля этого года, однако в целом по стране за январь-апрель сокращение реальных доходов населения было минимальным – на 0,4% к соответствующему периоду 2008 г. Это следствие роста заработной платы федеральных и региональных бюджетников в конце 2008 - начале 2009 гг., а также повышения пенсий. Суммарно они почти компенсировали снижение заработной платы в промышленности из-за неполной занятости и потери трудовых доходов безработными.

По динамике доходов населения за 4 первых месяца 2009 г. к соответствующему периоду 2008 г. регионы России разделились почти на две равные части (рис. 3). Более заметный рост (на 5-20%) сохранялся в слаборазвитых республиках и Тюменской области, в Москве и некоторых других регионах страны. Максимальное сокращение доходов населения (на 10% и более) произошло в ряде регионов с сильным промышленным спадом (Вологодская, Орловская, Ивановская, Ульяновская, Ярославская, Кемеровская области), но не только в них. Трудно объяснить резкое снижение доходов населения в нефтедобывающих регионах с минимальным спадом (Томская область) или продолжающимся промышленным ростом (Ненецкий АО).

Рис. 3. Денежные доходы населения и оборот розничной торговли, в % к соответствующему периоду предыдущего года

Относительную достоверность данных подтверждает и сопоставление динамики доходов населения по регионам с динамикой потребления – оборотом розничной торговли (рис. 3): явной связи между двумя показателями нет. В целом по стране оборот торговли за январь-май 2009 г. (к соответствующему периоду 2008 г.) сократился чуть сильнее, чем доходы населения – на 2,2%. При этом география показателя более понятна: рост оборота торговли сохранился в подавляющем большинстве регионов Юга и Дальнего Востока, менее всего затронутых кризисом. Наоборот, большинство регионов Центра и Приволжского ФО сократили потребление, что согласуется с максимальными темпами их промышленного спада.

Номинальные среднедушевые денежные доходы населения не отражают реальных различий уровня жизни в регионах из-за значительной дифференциации стоимости жизни. Для оценки покупательной способности доходов можно использовать соотношение среднедушевых денежных доходов и прожиточного минимума в регионе. Этот показатель не дает такой радужной картины повышения уровня жизни, как темпы роста реальных доходов. Дело в том, что в методике измерения реальных доходов в качестве дефлятора используется индекс потребительских цен, отражающий структуру потребительских расходов всего населения. В этой структуре выше доля расходов на непродовольственные товары (1/3), цены на которые росли медленнее всего. В структуре прожиточного минимума, который отражает потребление бедных групп населения, доля расходов на непродовольственные товары ниже (около 20%), а доля продовольствия и услуг, цены на которые росли быстрее (особенно услуги ЖКХ), заметно выше (соответственно, почти половина и около трети). Как следствие, рост покупательной способности доходов (соотношения душевых доходов и прожиточного минимума) отставал от темпов роста реальных доходов населения. Проще говоря, положение бедных улучшалось медленнее, чем всего населения.

Росстат ежегодно публикует данные о соотношении душевых денежных доходов населения и прожиточного минимума за 4-й квартал, однако это «лукавая цифра» – в последний месяц года обычно выплачиваются крупные премии и бонусы. В обновленном разделе мы впервые рассчитали данный показатель более корректно – как среднее из ежемесячных душевых денежных доходов к среднему прожиточному минимуму за четыре квартала – для каждого года измерений. Региональная картина при таком расчете изменилась незначительно, но сами показатели уменьшились.

Распределение регионов с разным соотношением душевых доходов и прожиточного минимума за 1997-2008 гг. показано на графике (рис. 4). Резкое снижение покупательной способности доходов после дефолта были преодолено только в 2003 г., когда распределение регионов вернулось на уровень 1997 г. В действительности улучшение было более значительным, поскольку новая методика расчета прожиточного минимума, утвержденная в 2000 г., привела к его удорожанию примерно на 20%. В 2006 г. методика расчета прожиточного минимума вновь изменилась в сторону повышения, при этом она была введена не во всех регионах в данный год. В результате временной ряд данных стал еще менее сопоставимым. Только со всеми этими оговорками можно сравнивать распределение регионов по соотношению душевых денежных доходов и прожиточного минимума.

За 2003-2008 гг. распределение регионов еще больше сместилось вправо: стало меньше «бедных» регионов и одновременно выросло число регионов с показателями, близкими к среднероссийским. Сократился диапазон различий между лидерами и аутсайдерами: в 1999 г. средние показатели пяти самых «богатых» и «бедных» субъектов РФ различались в 6,1 раз, в 2005 г. – в 4,2 раз, в 2007 г. – в 3,6 раз, а в 2008 г. – только 2,8 раза (хотя следует учитывать постепенное исчезновение из статистики за последние годы беднейших Коми-Пермяцкого, Эвенкийского и Усть-Ордынского АО после их объединения с «материнскими» регионами). Однако общая картина территориальных диспропорций не изменилась, для России по-прежнему характерен двух-трехкратный отрыв доходов регионов-лидеров от большинства остальных. Слаборазвитые и депрессивные субъекты также не могут преодолеть значительное отставание от «срединной» группы.

Рис. 4. Распределение регионов РФ по отношению среднедушевых денежных доходов к прожиточному минимуму, %

Явным лидером была и остается Москва, в 2007 г. среднедушевые доходы ее населения превышали прожиточный минимум в 6 раз. Но к этой цифре следует относиться с осторожностью: в существующей методике измерения доходов населения применяются дооценки по таким расходам, как объем товарооборота торговли, включая неорганизованные рынки, и покупка валюты. В столице страны эти виды расходов включают потребление не только москвичей, но и многочисленных приезжих, включая мелкооптовых региональных «челноков», поэтому уровень душевых доходов населения неизбежно завышается.

За столицей стабильно следуют «богатые» нефтегазовые округа – Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий, в них душевые доходы выше прожиточного минимума в 4,5-4,9 раз. Резко вырос (до 5,3 раз в 2007 г. и до 6 раз в 2008 г.) показатель Ненецкого АО с очень маленьким населением благодаря быстрому росту нефтедобычи в последние годы. Почти догнал нефтегазодобывающие округа С.-Петербург (4,3 раз в 2007 г.). За лидерами следует группа относительно развитых регионов, в которых среднедушевые доходы в 3,0-3,8 раз выше прожиточного минимума. Если в первой половине 2000-х данную группу составляли только регионы с экспортными отраслями промышленности (республики Коми, Татарстан, Башкортостан, Самарская, Пермская, Кемеровская области и др.), то к 2007 г. к ним добавились динамично развивающаяся Московская и Свердловская области, а также нефтегазодобывающий Сахалин. В 2008 г. в ряде регионов-лидеров статистика зафиксировала нулевую или даже отрицательную динамику покупательной способности доходов: в Санкт-Петербурге – падение на 13%, в Москве – на 8%, в Пермском крае, Самарской области и республике Коми – на 2-6% относительно уровня 2007 г. В одних случаях это может быть обусловлено как влиянием начавшегося экономического кризиса, а в других – особенностью статистического учета доходов, в котором массовая скупка валюты жителями федеральных городов осенью 2008 г. расценивается как потеря доходов.

В большинстве субъектов РФ, которые можно назвать «срединными», отношение доходов к прожиточному минимуму устойчиво ниже среднероссийского уровня на 20-30%. Медианное для регионов значение покупательной способности доходов составляло в 2008 г. 2,5-2,6 раз при среднем показателе по РФ 3,3 раз. Причина в том, что средний показатель завышен доходами москвичей, на которых приходится почти 20% всех денежных доходов россиян. В результате среднероссийское соотношение доходов и прожиточного минимума имеют только относительно развитые субъекты РФ. (Отношение душевых денежных доходов к прожиточному минимуму в 2002 г. Отношение душевых денежных доходов к прожиточному минимуму в 2005 г. Отношение душевых денежных доходов к прожиточному минимуму в 2007 г. Отношение душевых денежных доходов к прожиточному минимуму в 2008 г.).

Благодаря экономическому росту и увеличению объемов федеральной помощи стало значительно меньше регионов с минимальным соотношением доходов и прожиточного минимума (менее 1,5 раз): в 2001 г. к ним относилась четверть регионов страны, в 2007 г. осталось только три – республики Ингушетия, Калмыкия и недавно объединенный Усть-Ордынский Бурятский АО, статистику по которому перестали публиковать с 2008 г. В некоторых наиболее бедных регионах (республики Ингушетия, Адыгея, Калмыкия, Алтай, Ивановская область) в 2008 г. был отмечен опережающий рост покупательной способности доходов, в том числе благодаря повышению оплаты труда работников бюджетного сектора, которые в слаборазвитых регионах составляют самую большую группу занятых. В результате в настоящее время только в шести регионах показатель не превышает двух раз. В последние годы изменилась география аутсайдеров – в основном это регионы востока страны, республики Поволжья и только две республики Северного Кавказа – Адыгея, в которой преобладает русское население, и сверхпроблемная Ингушетия (данные по Чечне не публикуются). Остальные республики Северного Кавказа имеют более высокие показатели, это явное свидетельство особого внимания к проблемным территориям со стороны федеральных властей.

Региональные и поселенческие различия существуют и в источниках доходов: для населения крупнейших городов более значительную роль играют предпринимательские доходы, в сельской местности - доходы от личного подсобного хозяйства, в ресурсодобывающих регионах, особенно северных, доминирующим источником дохода является заработная плата. Однако статистика, отражающая структуру доходов населения по регионам, не в полной мере улавливает эту очевидную дифференциацию. Заработная плата является важнейшим источником доходов, но ее вклад нужно оценивать с учетом скрытых заработков. С такой дооценкой доля заработной платы составляла в 2003-2007 гг. 65-67% доходов населения. Вклад легальной заработной платы существенно меньше (41% доходов населения в 2007 г.), причем до середины 2000-х гг. эта доля сокращалась и только в последние годы начала расти благодаря постепенному выводу «из тени» заработной платы в малом бизнесе под давлением налоговых органов, отказу от страховых зарплатных схем во многих крупных компаниях и других мер по легализации доходов. В крупнейших городах доходы от вторичной и скрытой занятости хуже фиксируются статистикой, поэтому доля легальной заработной платы формально низка: в Москве в 2007 г. она составляла 36%, а в 2004 г. еще меньше - 26%. Еще одна зона с минимальной долей легальных заработков в доходах – аграрные регионы юга (25-40%), в них важную роль играют не только скрытые заработки, но и доходы от личного подсобного хозяйства, а также социальные выплаты. В северных и восточных регионах доля легальных заработков максимальна (50-80%), поскольку основную часть занятых составляют работники бюджетной сферы и крупных сырьевых компаний с более прозрачной системой оплаты труда.

Региональная дифференциация заработной платы остается важнейшей причиной неравенства доходов. Коэффициент фондов (соотношение средней заработной платы 10% работающих с наибольшей и наименьшей зарплатой) составил 22-25 раз в 2005-2007 гг. (в 2001 г. - 40 раз). Дифференциация заработков существенно выше, чем среднедушевых доходов населения (по ним коэффициент фондов составил 17 раз в 2007 г.), но все же она снижалась в первой половине 2000-х гг. благодаря росту оплаты труда в бюджетных отраслях и агросекторе. По данным ИСЭПН РАН, неравенство заработной платы определялось ее дифференциацией на конкретных предприятиях (10-15 раз), внутриотраслевой поляризацией (20-40 раз), межотраслевой (8-10 раз) и межрегиональной дифференциацией (20-45 раз), т.е. вклад последней максимален. Эти данные рассчитаны для рубежа столетия, но даже при последующем сокращении региональных различий вклад этого фактора неравенства остается весомым.

Велика и внутрирегиональная (отраслевая) дифференциация: в большинстве регионов заработная плата занятых в финансово-кредитном секторе в 3-5 раз выше заработков занятых в сельском хозяйстве и бюджетных отраслях, а в слаборазвитых регионах (республиках Северного Кавказа, Читинской области и др.) – в 9-13 раз выше по сравнению с заработками в сельском хозяйстве. Кроме того, в переходный период в регионах выросла доля занятых в отраслях бюджетной сферы (на 6-10 процентных пунктов за 1990-е годы), а следовательно – и доля низкооплачиваемых работников.

Суммарное влияние межрегиональных и внутрирегиональных (отраслевых) различий формирует гигантский разрыв в заработках. Если сравнить заработную плату в самой высокооплачиваемой отрасли «богатого» региона и в самой низкооплачиваемой отрасли «бедного» региона, то она различается в десятки раз. В 2003 г. номинальная средняя заработная плата в промышленности автономных округов Тюменской области была в 40-45 раз выше заработной платы занятых в сельском хозяйстве Дагестана (рассчитано по классификатору ОКОНХ). Данные за 2006 г. несопоставимы, поскольку изменился классификатор (ОКВЭД), но не менее показательны: занятые в добывающей промышленности Ямало-Ненецкого и Ненецкого автономных округов зарабатывали в 50-53 раза больше, чем занятые в агросекторе Северной Осетии, Чечни, Ингушетии и Калмыкии, где средняя зарплата не превышала 2,1-2,5 тыс. руб.

Более корректно сравнивать заработную плату с учетом стоимости жизни в регионе. В среднем за 2008 г. отношение средней заработной платы к прожиточному минимуму трудоспособного населения различалось по регионам менее чем втрое – от 2-2,2 раз в Дагестане, Ингушетии и Ивановской области до 4,8-5,5 раз в нефтегазодобывающих автономных округах Тюменской области. Для сравнения, в 2004 г. различия были почти четырехкратными. Не осталось регионов с соотношением ниже двух раз, это означает, что в любом регионе получающие среднюю заработную плату родители могут обеспечить двух иждивенцев, хотя и на скудном уровне прожиточного минимума.

Региональные различия в заработной плате устойчиво сокращаются с начала 2000-х гг., это показывает сравнение средних показателей двух групп – регионов-лидеров и аутсайдеров (рис. 5). Снижение различий стало прямым следствием политики государства и бизнеса, причем разной. Государство неоднократно и существенно повышало заработную плату бюджетникам, составляющим в слаборазвитых регионах самую большую группу занятых. Наоборот, политика бизнеса по снижению издержек, раньше других начатая крупными сырьевыми компаниями, привела к сокращению занятости и более медленному росту уже достаточно высокой заработной платы в ресурсодобывающих отраслях. В регионах, специализирующихся на добыче ресурсов, динамика заработков занятых в сырьевых отраслях сильно влияет на среднерегиональные показатели, поскольку зарплаты нефтяников, газовиков и металлургов достаточно велики. Как следствие, средняя заработная плата в таких регионах растет медленнее. Но нужно понимать, что тенденции сокращения региональных различий выявляются только для легальной заработной платы, которая всего лишь в полтора раза превышает скрытую (по оценкам Росстата). Мы видим только часть «айсберга» - тенденции в легальном секторе экономике (в основном это промышленная и бюджетная занятость), а об остальном можем лишь догадываться.

Рис. 5. Отношение средней заработной платы и среднедушевых денежных доходов населения (с корректировкой на прожиточный минимум всего и трудоспособного населения регионов) в регионах-лидерах и регионах-аутсайдерах, раз

Можно сравнить тенденции заработной платы с душевыми доходами населения, которые рассчитываются на основе других источников информации – не отчетности предприятий и организаций, а выборочных обследований бюджетов домохозяйств и корректировки этих данных балансовым методом. Аналогичное сопоставление регионов-лидеров и аутсайдеров по душевым денежным доходам с поправкой на стоимость жизни в регионах (прожиточный минимум) показывает, что эти региональные различия, во-первых, больше, а во-вторых, вплоть до 2007 г. сокращались более медленно. Только для групп из пяти полярных регионов темпы сокращения были сопоставимы с динамикой снижения различий в заработной плате, причем только в последние три года, а для десятки лучших и худших тенденция сокращения почти не улавливалась. Лишь в 2008 г. благодаря «подтягиванию» доходов в отстающих регионах и некоторой стагнации лидеров разрыв в душевых доходах заметно сократился.

Одна из причин того, что региональное неравенство душевых доходов населения сильнее, чем легальной заработной платы, связана, как и в случае занятости, с демографическим фактором. В бедных регионах иждивенческая нагрузка, как правило, выше, поэтому показатели душевых доходов понижаются. Но есть основание считать, что дело не только в демографии, отдельные виды источников дохода (скрытая заработная плата, социальные трансферты, предпринимательские доходы и др.) могут также влиять на рост или сокращение регионального неравенства.

Примитивные расчеты можно дополнить более сложными измерениями регионального неравенства с помощью коэффициента Джини. Он показывает очень небольшое сокращение региональных различий в доходах, начавшееся еще позже – только с 2005-2006 гг. (рис. 6).

Рис. 6. Коэффициенты Джини для регионального неравенства в России по основным социально-экономическим показателям, взвешенные на численность населения регионов (Показатели душевого ВРП и душевых денежных доходов населения скорректированы на ценовые различия в регионах)

Социальные выплаты занимают второе место в структуре доходов после заработной платы – 12% в 2007 г. (13% в 2004 г.) Принято считать, что перераспределительная политика государства смягчает региональные различия доходов населения с помощью социальных трансфертов. С одной стороны, это так – в самых богатых регионах доля социальных трансфертов в доходах населения минимальна (5-7%) в силу меньшей доли малоимущих и сильного неравенства по доходу. Однако, если верить статистике, выравнивающий вектор социальных трансфертов далеко не очевиден. Например, в слаборазвитой республике Дагестан доля социальных выплат составляет только 10% доходов населения (в среднем по РФ – 12%), а почти половину доходов статистика относит к скрытой заработной плате (самая высокая доля среди регионов, в среднем по РФ – 27%), еще четверть – к предпринимательским доходам (в среднем по РФ – 11%). В не менее проблемной республике Ингушетии доля социальных выплат ненамного выше – 16%, но при этом доля скрытой заработной платы (42%) близка к Дагестану, еще 15% дают предпринимательские доходы. Фактически, из всех республик юга только в доходах населения Калмыкии и Адыгеи доля социальных трансфертов существенно выше средней по стране и составляет 21-23%. Для сравнения, такую же долю имеют далеко не самые бедные Орловская, Тульская и Владимирская области, еще выше этот показатель в депрессивной Ивановской (26%). Причина такой географии социальных выплат населению объясняется просто – в них 69% составляют пенсии, а доля пожилых выше всего в сильно постаревших областях Центра и Северо-Запада.

Однако невозможно объяснить преобладанием пенсионеров повышенную долю социальных трансфертов в некоторых слаборазвитых регионах Сибири - республике Тыва (21%) и недавно объединенном Усть-Ордынском Бурятском АО (28%), ведь их население пока относительно молодо. Дело в том, что этим регионам российская статистика по минимуму дооценивает скрытую заработную плату и предпринимательские доходы (только 5-15% всех доходов), в отличие от большинства республик Северного Кавказа. Трудно не согласиться, что для более мобильных жителей южных республик возможности неформальных заработков значительно шире, но почему это проявляется не во всех республиках ЮФО? Трудно понять, чем республика Адыгея, в которой доля скрытой заработной платы чуть ниже средней по стране (27%), принципиально отличается от Кабардино-Балкарии, где эта доля достигает 38%. Также не вполне ясно, почему именно в Дагестане скрытые заработки максимальны (49%). При этом только в Дагестане и Ингушетии доля социальных выплат в доходах населения сократилась вдвое, а во всех остальных республиках ЮФО структурные изменения минимальны.

К сожалению, на основании не вполне достоверной статистики невозможно сделать вывод о том, насколько существенна роль социальных трансфертов в смягчении регионального неравенства по доходу. Судя по статистике, для самых бедных республик она невелика, поскольку в них основную часть реципиентов составляют получатели мизерных детских пособий, при этом адресные программы помощи бедным развиты слабо, как это показало исследование НИСП и Института экономики города в рамках проекта Мирового банка. На юге основным механизмом повышения доходов населения и сглаживания межрегионального неравенства остается рост заработной платы в бюджетной сфере. Еще одним механизмом стала значительная дооценка доходов населения большинства республик юга на скрытые заработки и предпринимательские доходы, но это трудно проверяемое «статистическое» выравнивание.

Самым же выравнивающим видом социальных выплат остаются пенсии. Региональные различия пенсий не превышают двух раз без корректировки на стоимость жизни, а с корректировкой сокращаются до полутора раз, причем лидерами становятся совсем другие регионы – с самой низкой стоимостью жизни. Но вряд ли такое пространственное выравнивание «в бедности» является благом для пожилого населения. Средний размер пенсий только в 2002 г. достиг прожиточного минимума, а в последующие годы «топтался» у этой черты, в 2004 г. превысив прожиточный минимум пенсионера на 6%, в 2007 г. – менее чем на 2%. За исключением 2005 г., среднегодовой рост пенсий в 2-3 раза отставал от роста среднедушевых доходов населения. Только в конце 2007 г. благодаря масштабному увеличению уровня пенсионных выплат, соответствующему новым приоритетам федеральных властей, реальный размер пенсий в среднем по стране вырос на 16% по сравнению предыдущим годом. Из-за удорожания жизни бедность пенсионеров наиболее велика на севере и востоке страны: средние пенсии ниже прожиточного минимума почти во всех регионах Дальнего Востока, в некоторых регионах Сибирского федерального округа. Число таких субъектов сокращалось несущественно – с 30 в 2003 г. до 24 в 2006 г. (данные за 4-й квартал), но после индексации пенсий в 2007 г. их осталось 11. Есть регионы, в которых просто невозможно выжить на пенсию: в недавно укрупненных Эвенкийском, Таймырском и Корякском автономных округах она на четверть ниже прожиточного минимума, на Сахалине, в Приморском крае и других регионах Дальнего Востока – на 5-15%. В Москве пенсии также ниже прожиточного минимума (86% в 2006 г. и 96% в 2007 г.). Прошедшая в 2005 г. монетизация льгот и начавшаяся реформа ЖКХ показали, насколько уязвимо положение российских пенсионеров, особенно жителей крупных городов, северян и дальневосточников.

Доля доходов от предпринимательской деятельности в целом по России почти не отличается от доли социальных выплат (10%). Если верить статистике, то происходит территориальное перераспределение предпринимательских доходов: в середине 1990-х они концентрировались в Москве (30% всех доходов от этого вида деятельности в стране), а в 2006 г. на столицу приходилось только 22% всех предпринимательских доходов россиян, что примерно равно доле москвичей в доходах населения страны. По данным Росстата за 2007 г., роль предпринимательских доходов невелика в обеих столицах – 7% всех доходов населения Москвы и 3% – С.-Петербурга, но достоверность этих данных относительна. В регионах с высокой занятостью в приграничной торговле статистика также «не видит» предпринимательские доходы, их доля в Калининградской области всего лишь 5%, а в Приморском крае близка к средней по стране (9,5%). Самой высокой долей предпринимательских доходов отличается большинство республик Северного Кавказа (20-25%). Судя по всему, таким путем в них досчитываются теневые доходы, наряду с дооценкой на скрытую зарплату. На Крайнем Севере роль предпринимательских доходов минимальна (1-5%), что вполне объяснимо.

Заработки женщин в России существенно ниже мужских и составляли в 2000-е гг. 60–65% от заработной платы мужчин. Основные причины неравенства заключаются в горизонтальной (межотраслевой) и вертикальной (статусной) сегрегации. Проще говоря, женщины работают в основном в отраслях с низкой оплатой труда и медленнее продвигаются по карьерной лестнице. На уровне регионов, помимо общих для страны барьеров, работают и другие, причем по-разному.

Анализ статистики социально-экономического развития регионов, а также заработной платы мужчин и женщин в начале 2000-х гг. позволяют выделить четыре фактора гендерных различий в заработках, объясняющие региональные диспропорции:

• отраслевая структура занятости;
• экономическое развитие и уровень доходов населения;
• уровень образования населения;
• возрастная структура.

Суммарное воздействие этих факторов таково: в наиболее постаревших регионах с сократившейся занятостью в промышленности, а также в слаборазвитых и аграрных регионах с пониженным образовательным уровнем населения различия в заработках женщин и мужчин сглажены; наоборот, в регионах с преобладанием добывающих отраслей, с более молодой возрастной структурой, более высоким уровнем доходов и образования гендерные диспропорции сильнее (табл. 1).

Таблица 1. Типы регионов по уровню гендерных диспропорций заработной платы в начале 2000-х гг.

Отношение зарплаты женщин к зарплате мужчин, %	Тип регионов по сочетанию факторов	Регионы
Максимальные различия (56-63)	а) северные и восточные регионы с преобладанием добывающей промышленности экспортной ориентации, относительно молодой возрастной структурой	Ненецкий, Ямало-Ненецкий, Ханты-Мансийский АО, респ. Коми, Хакасия, Кемеровская, Мурманская, Томская, Тюменская области, Красноярский край
	б) регионы Европейской части с преобладанием экспортных отраслей промышленности и более высокими доходами населения, средним уровнем образования	Астраханская, Белгородская, Вологодская, Липецкая, Самарская, Свердловская Оренбургская области, респ. Татарстан, Башкортостан
Близкие к среднероссийским (64-69)	Преимущественно средние по уровню развития, с разным уровнем образования и возрастной структурой	Более 30 регионов
Пониженные различия (69-80)	а) наиболее развитый с максимальным уровнем образования	Москва
	б) ниже среднего по уровню доходов, со старой возрастной структурой и пониженным уровнем образования	Брянская, Владимирская, Воронежская Ивановская, Костромская, Кировская, Пензенская, Орловская, Псковская, Тамбовская, Тверская области
	в) полуаграрные с пониженным уровнем образования и доходов	Краснодарский, Ставропольский, Алтайский края, Курганская область
	г) слаборазвитые полуаграрные республики с более молодой возрастной структурой	Адыгея, Ингушетия, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия, Северная Осетия, Калмыкия, Марий Эл, Мордовия, Чувашия
	д) восточные регионы с доходами ниже среднего и более молодой возрастной структурой	Эвенкийский АО, Читинская область и большинство регионов Дальнего Востока
Минимальные или равенство (82-113)	Наименее развитые регионы	Респ. Алтай, Тыва; Коми-Пермяцкий, Агинский Бурятский, Усть-Ордынский Бурятский АО

Для справки: в среднем по РФ - 64% в 2003 г.

К середине 2000-х гг. гендерные различия стали усиливаться почти во всех регионах страны, в том числе и в беднейших, где неравенство в заработках было относительно невысоким (рис. 7). Это связано с общим ростом доходов населения, который сопровождается ростом гендерного неравенства. Только в столице страны благодаря опережающей модернизации гендерных ролей неравенство в заработках меньше среднего по стране и продолжает сокращаться при росте доходов населения (с 69% до 80% за 2002-2007 гг.). Пример Москвы, где более 42% занятых имеют высшее образование, показывает эффективность образования как механизма выравнивания статусов, хотя этот механизм пока не работает в стране в целом. Остальные регионы со сглаженными гендерными диспропорциями – в основном слаборазвитые, это равенство в бедности, которое постепенно утрачивается с ростом доходов населения.

Рис. 7. Отношение заработной платы женщин к заработной плате мужчин в регионах РФ в 2002, 2005 и 2007 гг., % (рейтинг по 2002 г.)

Пенсии женщин в среднем по стране немногим ниже пенсий мужчин (90-92% в 2003-2005 гг.), и в предыдущие годы сохранялось примерно такое же соотношение. Гендерные различия по регионам не всегда объяснимы, хотя в целом они выше на юге (80-86%): во всех регионах Южного федерального округа, на юге Приволжского ФО – в Башкортостане, Оренбургской области (но такие же различия имеют Самарская и Ульяновская области), а также на юге Урала (Челябинская и Курганская области). Более заметное гендерное неравенство пенсий в южных регионах Европейской части страны и Урала может объясняться повышенной занятостью женщин в сельском хозяйстве с низкими заработками или же меньшим трудовым стажем в связи с занятостью в личном подсобном хозяйстве, что отражается на размере назначенных пенсий. В большинстве регионов Центра, Северо-Запада и особенно на Крайнем Севере и Дальнем Востоке эффект выравнивания пенсий выражен сильнее. Различия между севером и югом весьма устойчивы, показатели гендерного неравенства в регионах незначительно изменяются год от года. Но говорить о существовании гендерных проблем в сфере пенсионного обеспечения вряд ли возможно на фоне резких и растущих различий в заработной плате.

Уровень жизни населения, помимо текущих доходов, измеряется и накопленным имуществом. Этот компонент благосостояния дает возможность учитывать теневые доходы, что крайне важно для России. В международных сопоставлениях в качестве общепринятого индикатора уровня жизни используется обеспеченность легковыми автомобилями в личной собственности, однако для отдельных регионов России этот показатель дает искажения, связанные с институциональными и географическими причинами. В эксклавной Калининградской области и пограничных регионах Дальнего Востока длительное время существовал (или еще существует) льготный режим ввоза импортных автомобилей, что позволило значительно увеличить обеспеченность. Наоборот, в регионах Севера показатели обеспеченности автомобилями ниже, независимо от доходов населения, поскольку ограничителем является слаборазвитая дорожная сеть. Сравнения покупательной способности доходов и обеспеченности легковыми автомобилями на 1000 населения не всегда подтверждают тесную взаимосвязь между текущими доходами и накопленным имуществом. На рисунке 8 регионы с максимальным и минимальным отношением душевых доходов населения к прожиточному минимуму за 2006 г. сопоставлены с обеспеченностью автомобилями в них (все показатели рассчитаны относительно среднего по РФ). Судя по высокой автомобилизации, недооценены доходы жителей Подмосковья – многие из них работают в столице и имеют более высокие заработки, не фиксируемые статистикой. Такая же картина в Ленинградской области, где покупательная способность доходов заметно ниже среднероссийской, а обеспеченность автомобилями превышает средние показатели. Явно недооценены доходы жителей южных «русских» регионов (Краснодарского и Ставропольского краев) и республики Адыгея, имевших повышенную обеспеченность личным транспортом и в советское время. В депрессивной Ивановской области несовпадение двух индикаторов также вызывает сомнения в точности оценки доходов населения. Схожая ситуация и в Калмыкии, где обеспеченность автомобилями вдвое выше, чем покупательная способность доходов (относительно средних значений по стране). В то же время в наименее развитых республиках – Ингушетии и Дагестане - низкая обеспеченность автомобилями либо совпадает с низким уровнем доходов, либо показывает, что доходы завышены статистическими дооценками. Сравнение опровергает расхожее мнение о больших теневых доходах всех жителей республик юга.

Рис. 8. Отношение покупательной способности доходов населения и обеспеченности легковыми автомобилями в субъектах РФ к средним показателям по РФ в 2006 г., % (среднее по РФ =100)

Косвенная оценка доходов с помощью показателя автомобилизации полезна, но не может дать полного представления о региональном неравенстве уровня жизни. К тому же нельзя забывать, насколько различен парк личных автомобилей в регионах страны: в бедных областях и республиках много старых «Жигулей», а в крупных городах и ресурсно-экспортных регионах – иномарок, среди которых все больше новых автомобилей.

Чтобы правильно оценивать масштабы бедности в регионах России, важно понимать методологию ее определения и измерения. В нашей стране бедность измеряется на основе абсолютной концепции – как доля населения с доходами ниже прожиточного минимума, который рассчитывается в стоимостном выражении и включает минимально необходимый набор товаров и услуг, закрепленный соответствующим законом. Изменения методики расчета прожиточного минимума влияют на показатели бедности. Так, применение новой методики расчета прожиточного минимума с 2000 г. привело к повышению черты бедности примерно на 20%, поэтому уровень бедности в 2000 г. почти не менялся по сравнению с 1999 г., несмотря на экономический рост и рост доходов населения. Ситуация повторилась в 2006 г. после введения нового, более высокого прожиточного минимума.

Достоверность данных об уровне бедности относительна и потому, что она зависит от точности учета доходов населения, а для стран переходной экономики это остается проблемой. В России используются два основных метода оценки уровня бедности – по денежным доходам с дооценкой на основе макроэкономических показателей и по располагаемым ресурсам, включающим натуральные поступления и используемые накопления (и для первого, и для второго способа используются данные выборочных обследований бюджетов домохозяйств). Официальный показатель уровня бедности рассчитывается на основе первого, т.к. дооценка балансовым методом позволяет скорректировать доходы населения по расходам, поэтому уровень бедности по доходам ниже, чем по располагаемым ресурсам.

Проблема массовой бедности стала одной из острейших проблем переходного периода, доля малоимущих в конце 1990-х гг. достигала 30% населения страны. Помимо традиционной бедности социально уязвимых групп населения (многодетных и неполных семей, инвалидов, безработных), в России в кризисный период появилась новая бедность – полных семей с работающими родителями, заработная плата которых не обеспечивала семье прожиточного минимума. В конце 1990-х гг. доля «новых бедных» составляла половину всего населения с доходами ниже прожиточного минимума.

К 2007 г. уровень бедности в России снизился до 13,4% населения, в 2008 г. остался почти на том же уровне. Несмотря на устойчивую позитивную тенденцию сокращения уровня бедности, региональные различия остаются очень высокими. География бедности во многом схожа с географией покупательной способности доходов населения (соотношения душевых денежных доходов и прожиточного минимума), т.к. именно доходы являются базовым фактором бедности. Минимальную долю бедных в 2008 г. имели нефтегазодобывающие автономные округа – Ненецкий, Ханты-Мансийский, Ямало-Ненецкий (6-7%). Максимальный уровень, близкий к тотальной бедности, вплоть до 2006 г. сохранялся в Ингушетии (57%) и Калмыкии (49%), но точность оценок доходов населения этих республик невелика. В 2008 г. статистика показывает резкое уменьшение показателя бедности в этих республиках, особенно в Ингушетии (28%). Наиболее проблемные регионы вообще исчезли из статистики после укрупнения (в 2004 г. уровень бедности в Усть-Ордынском Бурятском АО достигал 76%, в Коми-Пермяцком АО – 55%). В большинстве регионов уровень бедности выше среднего по стране, медианный показатель составляет 19%. (Уровень бедности в 2002 г., 2003 г., 2004 г., 2006 г., 2008 г.).

Уровень бедности зависит не только от величины среднедушевых доходов, но и от распределения этих доходов по группам населения. Для оценки распределения используется коэффициент фондов – отношение доходов 10% населения с самыми высокими доходами к 10% населения с самыми низкими доходами. В среднем по России он высок и продолжает расти, достигнув 17 раз в 2007 г. Однако в областях Европейского Центра, в части Поволжья и на «русском» юге расслоение меньше (8-12 раз), более низкая стоимость жизни в этих регионах также способствует сокращению уровня бедности даже при невысоких доходах.

Самая высокая поляризация населения по доходу – в Москве, в 1990-е гг. коэффициент фондов достигал 52 раз, а к 2007 г. он снизился до 42 раз. Из-за сильнейшего неравенства уровень бедности в столице ненамного меньше среднего по стране (11,8 и 13,1% соответственно в 2008 г.), несмотря на самые высокие среднедушевые доходы населения. За 2000-е гг. численность бедных сократилась значительно - с 2,1 до 1,4 млн. человек, но столица остается субъектом РФ с самым большим количеством малообеспеченных, в ней живет каждый пятнадцатый россиянин с доходами ниже прожиточного минимума.

В двух автономных округах Тюменской области, несмотря на высокую поляризацию доходов (19-20 раз в 2007 г.), уровень бедности вдвое ниже среднероссийского. Ведущие нефтегазодобывающие округа имеют не только высокую заработную плату, но и большие доходы бюджетов. При относительно небольшой численности населения (особенно на фоне Москвы) им удается проводить мощную перераспределительную политику в виде доплат к заработной плате занятым в бюджетных отраслях, многочисленных пособий и льгот. Однако опыт Ямало-Ненецкого и Ханты-Мансийского АО невозможно распространить на всю страну – у других регионов нет таких доходов.

Помимо столицы и ведущих нефтегазовых округов, коэффициент фондов выше среднего по стране имели в 2007 г. лишь несколько субъектов РФ: Пермский и Красноярский края, республика Коми, Ненецкий АО, Самарская и Свердловская области, С.-Петербург. В последних двух неравенство росло буквально «на глазах», одновременно с быстрым ростом доходов населения. Но все же небольшое число таких регионов выглядит странным. Например, в Якутии в конце 1990-х годов региональные органы статистики оценивали поляризацию населения по доходу в 49 раз, а в 2004 г. Росстат оценил ее только в 13 раз, т.е. ниже средней по стране, хотя заработки сельского населения республики на порядок ниже, чем в ресурсных отраслях, к тому же сельские якутские семьи многодетны. Помимо поляризации доходов, в ресурсодобывающих регионах севера и востока страны еще одним фактором бедности стала высокая стоимость жизни, создающая особые проблемы для пенсионеров и семей с детьми.

Распределение регионов по уровню бедности только в 2004 г. вернулось к додефолтным показателям 1997 г. (рис. 9), на полтора года позже, чем распределение отношения доходов к прожиточному минимуму. Это означает, что практически во всех регионах малообеспеченные группы населения оказались отодвинутыми от растущего денежного «пирога», преобладающая часть доходов распределялась не в их пользу, социальная поддержка малообеспеченных групп населения была недостаточно эффективной. На фоне повышения стандартов потребления основной части населения малообеспеченные домохозяйства ощущают собственную бедность и социальную исключенность еще острее.

Рис. 9. Распределение регионов по уровню бедности, %

Масштабы и география крайней бедности (доли населения с доходами ниже половины прожиточного минимума среди бедных) также изменились за годы экономического роста. В наихудшем 1999 г., когда в число бедных попало до половины населения многих регионов, региональная дифференциация крайней бедности была достаточно сильной. Только в наименее развитых республиках и округах доля крайне бедного населения достигала половины всех живущих за чертой бедности. В большинстве областей «срединной зоны» бедность не имела застойного характера, и поэтому доля крайне бедных среди малообеспеченного населения была в 3-5 раз ниже, за исключением некоторых регионов Сибири. В развитых субъектах РФ с относительно невысоким уровнем бедности отмечалась как повышенная доля крайне бедных (20% и более), что характерно для столицы и ведущих экспортных регионов с максимальной поляризацией по доходу, так и пониженные значения в регионах с более благоприятными условиями жизни или локализацией ареалов высоких доходов в отдельных городах.

К сожалению, статистические органы перестали публиковать показатели доли крайне бедного населения в регионах, поэтому приходится ориентироваться только на общие для страны тенденции. Выборочные бюджетные обследования показывают, что крайняя бедность все более смещается в сельскую местность: в 2003 г. там проживало 47% населения этой доходной группы, в 2007 г. – 53%, при почти вдвое меньшей доле сельского населения в России (27%). Среди крайне бедных домохозяйств 61% имеют детей (среди всех бедных – 49%). Следовательно, регионы юга с повышенной долей сельского населения и республики с более высокой рождаемостью концентрируют значительную часть крайне бедного населения.

Важно также учитывать различия в среднедушевых располагаемых ресурсах всего бедного населения и крайне бедного. За 1999-2004 гг. дефицит располагаемых ресурсов в расчете на члена бедного домохозяйства сократился втрое – с 39% прожиточного минимума до 12%, т.е. бедность стала менее глубокой (в 2006 г. дефицит вновь вырос до 33% из-за изменения методики расчета прожиточного минимума и роста черты бедности). Дефицит доходов для крайне бедного населения оставался стабильным все эти годы ( 62-64% прожиточного минимума). Это означает, что для крайне бедных домохозяйств мало что меняется: они не имеют ресурсов (здоровья, образования и др.) для адаптации к рынку и получения более высоких доходов, поэтому их трудно вывести из крайней бедности, которая становится застойной.

Снижение уровня бедности в России признано одним из приоритетов политики государства. Позитивным изменениям препятствует не только медленный рост доходов бедного населения и сохранение значительного неравенства по доходу, но и неэффективность существующей системы социальной защиты. Даже имеющиеся доходы далеко не всегда используются на адресную поддержку бедного населения, а с началом монетизации льгот эта форма и вовсе отошла на второй план, вновь усиливается неэффективный категориальный принцип социальной помощи. Значительные риски роста бедности возникают в связи с повышением цен на услуги ЖКХ в ходе реформы этого сектора.

Для оценки роли социальной политики государства существует несколько источников информации и разные подходы к измерению. Можно оценить вклад государства через общий объем социальных выплат (пенсий, пособий, стипендий и др.). В 2006 г. он составил 7,5% ВВП России и почти 12% всех доходов населения, в начале 2000-х гг. доля социальных выплат была еще выше (более 9% ВВП и 15% всех доходов). Источником данных о социальных выплатах государства служат данные бюджетных обследований домохозяйств, скорректированных балансовым методом, а также ведомственная статистика. Роль денежных социальных трансфертов рассмотрена выше, при анализе структуры доходов населения. Наиболее значимую роль денежные социальные трансферты играют в регионах с постаревшим населением, поскольку более 2/3 выплат составляют пенсии.

Можно измерить вклад государства в конечное потребление домохозяйств. Как известно, конечное потребление формируется двумя составляющими – расходами населения и социальными трансфертами в натуральной (неденежной) форме, которые составляют вклад государства в совокупное потребление домохозяйств. Эта информация представлена в системе национальных счетов, региональные данные по потреблению домохозяйств опубликованы пока только на 2005 г.

В период экономического роста (1999-2005 гг.) доля социальных трансфертов государства в конечном потреблении домохозяйств увеличилась с 11 до 15% в среднем по субъектам РФ. В большинстве регионов эта доля составляет 15-20%, за исключением регионов Крайнего Севера, слаборазвитых и слабозаселенных автономных округов и республик (рис. 10). Удорожание жизни на севере и востоке вынуждает тратить больше средств на социальные услуги, в 2005 г. вклад государства в потребление домохозяйств достиг 30-50%. При этом в слаборазвитых регионах основные расходы ложатся на федеральный бюджет. В «богатых» нефтегазодобывающих автономных округах высокая доля социальных трансфертов в потреблении домохозяйств связана не только с удорожающим фактором, высокая обеспеченность бюджетов этих регионов позволяет финансировать значительные расходы на социальную сферу.

Рис. 10. Доля социальных трансфертов в натуральной форме в совокупном конечном потреблении домохозяйств субъектов РФ, %

Из слаборазвитых республик юга высокую долю социальных трансфертов имеют только Чечня, Ингушетия и Калмыкия, это объясняется политическими приоритетами федеральных властей. В остальных республиках вклад социальных трансфертов в конечное потребление почти не отличается от среднего по субъектам РФ, потому что на юге короче отопительный сезон и ниже заработная плата занятых в отраслях социальной сферы. По той же причине понижена доля социальных трансфертов в совокупном потреблении домохозяйств других, более развитых, регионов юга. Еще один удешевляющий фактор – высокая концентрация населения, поэтому в регионах с большими городскими агломерациями доля социальных трансфертов государства также невелика. Самые низкие показатели имеют федеральная столица и Самарская область (9%). Причина не только в агломерационном эффекте, но и в методике расчета ВРП, завышающей личное потребление домохозяйств в этих субъектах – его нельзя «очистить» от расходов жителей других регионов, приезжающих в Москву за покупками, а в Тольятти и Самару за автомобилями. Завышение объемов личного потребления приводит к формальному снижению доли государства в фактическом конечном потреблении домохозяйств.

В итоге национальные счета показывают, что государство перераспределяет социальные трансферты в основном по географическому признаку – на север и восток страны, обеспечивая содержание инфраструктуры в неблагоприятных природно-климатических условиях. При такой географии натуральных социальных трансфертов недофинансируются центральные и многие южные районы страны, в целом снижается эффективность расходов государства на развитие человеческого капитала.

Еще один источник информации – бюджетная статистика Министерства финансов. Социальные расходы бюджетов субъектов РФ рассмотрены в тематическом разделе «Экономическое состояние и бюджетная политика», поэтому в данном разделе основное внимание уделено расходам на социальную политику, с помощью которой осуществляется поддержка уязвимых групп населения. Важнейшее изменение за 2000-2007 гг. – рост доли расходов на соцполитику в расходах бюджетов подавляющего большинства субъектов РФ. В 1990-е годы власти многих субъектов РФ экономили на социальной политике, «затыкая дыры» в ЖКХ и других секторах, поэтому ее доля в структуре социальных расходов бюджетов не превышала 5-7% вплоть до 2000 г. В начале 2000-х гг. значительная часть социальных выплат была переведена на федеральный уровень, регионы получали средства в виде целевых перечислений (субвенций), поэтому региональная «вольница» в социальной политике пошла на убыль, доля расходов в целом выросла и несколько выровнялась. Обеспечение более равного доступа населения разных субъектов РФ к социальной помощи – один из немногих примеров позитивного воздействия бюджетной централизации на положение бедных и уязвимых домохозяйств. Однако после вступления в силу ФЗ №122 в 2005 г. большая часть обязательств по поддержке социально незащищенных групп населения перешла к регионам без достаточных источников финансирования. Большинству субъектов РФ пришлось мобилизовать внутренние бюджетные ресурсы, вследствие чего доля расходов на социальную политику вновь выросла, хотя и не значительно по сравнению с началом 2000-х гг. При этом нельзя однозначно сказать, что чем беднее регион, тем выше доля расходов на социальную политику во всех его расходах, структурные показатели существенным образом зависят от приоритетов региональных властей (рис. 11). Есть несколько регионов, в которых социальная политика остается даже не на вторых, а на третьих ролях. В основном это регионы Крайнего Севера (Якутия, Чукотский АО и др.), расходующие значительные средства на социальную инфраструктуру, а не на социальные выплаты. Другой пример – регионы с очень значительным ростом доходов бюджета в последние годы (Тюменская область и Агинский Бурятский АО), что привело к снижению в них доли расходов на соцполитику. То же самое происходило в 2004-2005 гг. в Мордовии и на Чукотке. В России в целом и в ее регионах не принято пропорционально перераспределять существенно возросшие доходы бюджетов на политику поддержки социально уязвимых групп населения.

Рис. 11. Доля расходов на социальную политику во всех социальных расходах бюджетов субъектов РФ, %

Показатели доли помогают выявить приоритеты в бюджетной политике региональных властей, но еще более значимы показатели душевых расходов консолидированных бюджетов субъектов РФ на социальную политику (с корректировкой на стоимость жизни в регионах). Они в гораздо большей степени коррелируют с уровнем развития – чем богаче регион и его население, тем больше расходы бюджета на социальную политику. Этот парадокс объясняется двумя причинами. Во-первых, более высокий уровень доходов населения характерен для регионов с более высоким уровнем бюджетных доходов, следовательно, в таких регионах есть возможность тратить больше средств на социальную политику. Во-вторых, более высокий уровень доходов населения сопровождается, как правило, и более высоким расслоением населения по доходам, поэтому власти относительно благополучных регионов должны тратить значительные средства на социальную защиту малоимущего населения.

Лидерами по душевым расходам на социальную политику до 2006 г. были нефтегазодобывающие автономные округа Тюменской области, но после того, как они потеряли важнейший источник доходов – налог на добычу полезных ископаемых (НДПИ), их социальные расходы стали менее сильно выделяться по сравнению с другими регионами страны (рис. 12). Зато в 2007 г. резко «рванули» вверх расходы на соцполитику в другом нефтяном регионе – Ненецком АО. В результате разрыв в душевых показателях по регионам, сократившийся за 2003-2006 гг. с 8 до 5 раз (с корректировкой на стоимость жизни), вновь вырос до 7,2 раз. Тенденция выравнивания в финансировании социальной политики важна и позитивна, поскольку именно социальная политика нацелена на поддержку уязвимых групп населения. Однако различия душевых бюджетных расходов в этой сфере пока смягчаются не за счет подтягивания слабых регионов, а за счет относительного снижения показателей регионов-лидеров. Помимо богатых сырьевых регионов, более масштабной социальной политикой отличаются федеральные города: в Москве душевой показатель расходов на соцполитику превышает среднероссийский в 1,6 раза (в начале 2000-х гг. превышение было двукратным), в Санкт-Петербурге – в 1,4 раза. Минимальными душевыми расходами (менее 2/3 от средних по стране) отличаются не только бедные республики юга, но и часть более южных краев и областей, а также республика Башкортостан. Аутсайдерами их делает не только слаборазвитость, большее или меньшее количество получателей разных видов помощи, но в немалой степени – и выбор региональными властями приоритетов бюджетной политики.

Рис. 12. Душевые расходы на социальную политику в субъектах РФ к средним по РФ, % (с корректировкой на стоимость жизни в регионах)

Публикуемые с 2008 г. региональные данные о количестве получателей единой денежной выплаты (ЕДВ) в рамках монетизации льгот позволяют сопоставить ход реализации ФЗ № 122 в регионах. По данному закону все льготники разбиты на две категории – федеральные (инвалиды и ветераны войны и др.) и региональные (ветераны труда, труженики тыла, репрессированные и др.), соответственным образом были разнесены и расходы бюджетов на денежные выплаты. Данные Пенсионного фонда (через него проходят выплаты ЕДВ) на конец 2006 г. показывают, что федеральных льготников больше, чем региональных – 16,8 и 11,1 млн. получателей денежных выплат соответственно, что составляет 12 и 8% населения страны. В 2008 г. это соотношение практически не изменилось, немного выросла только численность региональных льготников – до 11,3 млн. человек. Но в региональную «корзину» нужно добавить еще 11,3 млн. детей, которым выплачиваются ежемесячные «детские» пособия в рамках адресной социальной помощи. К сожалению, данных по численности получателей таких пособий в субъектах РФ не публикуется, хотя эта группа сопоставима со всеми региональными льготниками. И хотя размер базового пособия на детей ниже (70-300 руб.), чем ЕДВ, нагрузка на региональные бюджеты достаточно велика.

Сравнение численности федеральных и региональных категорий получателей денежных выплат показывает, что по регионам их соотношение очень разное (рис. 13). По шести регионам данные о региональных получателях ЕДВ на конец 2008 г. отсутствуют (Тюменская, Ростовская обл., республики Марий Эл, Хакасия, Ингушетия и Северная Осетия). Сразу следует выделить несколько регионов «Чернобыльской зоны» – Тульскую, Брянскую, Орловскую и соседние с ними области, где значительная часть населения получает федеральные выплаты. В четверти остальных регионов региональных получателей ЕДВ больше, чем федеральных, т.е. более значительный груз выплат ложится на регионы даже без учета детских пособий.

Рис. 13. Доля федеральных и региональных льготников (получателей ЕДВ) от общей численности населения субъекта РФ, в % (на конец 2008 г.)

В свою очередь, региональные льготники неравномерно распределяются по субъектам РФ, охват различается от 14 до 1% населения. Причины таких различий многообразны. С одной стороны, они обусловлены реальным размещением льготополучателей, например, репрессированных, которых больше в Сибири и в некоторых республиках, переживших депортацию. С другой стороны, это следствие ранее проводившейся регионами политики предоставления статуса ветерана труда – более мягкой или меньшему количеству пожилых граждан. С третьей – это результат административных усилий по сокращению численности льготополучателей, которые были предприняты в некоторых регионах, чтобы снизить бюджетные проблемы при проведении монетизации льгот. Результатом всей этой совокупности причин стал трудно объяснимый рейтинг регионов, замыкаемый Якутией и Кемеровской областью.

Расчет, проведенный по данным Минфина, позволяет приблизительно оценить «нагрузку» региональными льготниками и получателями пособий на детей в разных субъектах РФ. Неточности связаны с «двойным счетом», т.к. в регионах есть льготники и получатели пособий, одновременно относящиеся к нескольким категориям. Но даже с поправкой на неточности учета различия впечатляющие – в 9 раз: в Ингушетии суммарная численность льготников и получателей пособий на детей превышает 72% всего населения, а в С.-Петербурге и Ханты-Мансийском АО составляет только 8-10% населения. В большинстве субъектов РФ доля льготников и получателей пособий, оказавшихся в их «зоне ответственности», составляет 20-25% населения, и это огромный груз для региональных бюджетов.

Не только многочисленные исследования, но и политические протесты начала 2005 г. показали, что размер денежных выплат не компенсирует утраченных натуральных льгот жителям крупных городов. Но ведь есть еще и региональные различия, однако всем субъектам РФ при проведении монетизации льгот были рекомендованы Минфином единые размеры денежных выплат, различавшиеся только по категориям льготников: 300 руб. труженикам тыла и 200 руб. ветеранам труда. Напомним, что стоимость жизни по регионам России различается в 3-3,5 раз.

Первый год монетизации был во многом шоковым для органов исполнительной власти, но к концу 2006 г. регионы адаптировались к новой ситуации и «подправили» ее как могли. На рис. 14 показано распределение регионов по соотношению среднего размера денежных выплат льготным категориям граждан за счет бюджетов субъектов РФ и прожиточного минимума пенсионера в регионе (подавляющая часть получателей ЕДВ – люди пенсионного возраста). В среднем по стране денежная выплата региональным льготникам покрывает только 9% прожиточного минимума пенсионера, по регионам же различия в 2006 г. достигали порядка – от 20 до 2%, а в 2007 г. – от 36 до 3%. В подавляющем большинстве регионов размеры ЕДВ ежегодно увеличиваются, однако темпы индексации не успевают за ростом стоимости жизни, и значимость ЕДВ (соотношение с прожиточным минимумом) практически повсеместно снижается. Исключение составляют только 6 регионов, среди них особенно выделяется Калининградская область, где в 2007 г. были назначены максимальные по стране выплаты – 1200 руб. Следует учитывать, что уровень монетизации в регионах различался, например, в Московской области были монетизированы только «дешевые» льготы, поэтому выплата так мала. Но большинство регионов проводило эту реформу по 2-3 стандартным схемам (см. исследования Института экономики города и Е.Ш. Гонтмахера), поэтому сравнивать все же можно. И опять повторяется та же картина, что и с количеством получателей денежных выплат – содержательно объяснить полученные результаты расчетов невозможно – нет связи ни с уровнем развития региона, ни с географическим положением, ни с количеством получателей ЕДВ. Каждый регион решал проблему монетизации – перечня льгот, охвата населения, размера выплат и возможностей компенсации удорожания жизни – «ручным» способом.

Рис. 14. Отношение средней денежной выплаты региональным категориям льготников к прожиточному минимуму в субъекте РФ, % (на конец 2006 г. и 2007 г.)

В результате на новых расчетах мы можем повторить основной вывод о последствиях монетизации льгот для регионального развития – вместо унификации системы социальной защиты и финансирования социальных выплат возникло региональное дробление таких систем с непрозрачной системой принятия решений, что в итоге делает менее эффективной социальную политику страны.

Проект «Георейтинг» Фонда «Общественное мнение» стартовал четыре года назад, но доступные результаты были представлены только в этом году. Проект охватывает 69 регионов страны (генеральная совокупность – более 90% взрослого населения РФ), объем региональной выборки – 500 человек в каждом регионе, суммарный объем – 34500 респондентов, всего проведено 9 волн опросов. На сайте Фонда «Общественное мнение» ( www.fom.ru ) вывешены некоторые первичные результаты опросов по 65 субъектам РФ. Аналитика и интегрирование данных опросов по 69 субъектам проведена группой «ЦИРКОН» под руководством И.В. Задорина, результаты представлены на презентации, проведенной в Московском центре Карнеги ( www.carnegie.ru ).

Благодаря работе социологов впервые появилась возможность сравнить объективные статистические показатели Росстата с самооценками населения, полученными в опросах ФОМ, а также различными интегральными оценками социального самочувствия, разработанными группой «ЦИРКОН» на основе этих опросов. При построении социологических индексов использовались данные двух последних опросов, проведенных в апреле и октябре 2005 года, поэтому для сравнений используются статистические данные за 2005 г., при отсутствии таковых – за 2004 г.

Расчет корреляции между субъективными оценками значимости социальных проблем, выделенных респондентами в каждом регионе, и данными статистики показал слабую связь между двумя видами оценки (табл. 2). Такой результат вполне ожидаем, т.к. люди по-разному оценивают свое положение и проблемы. Единственное исключение – более высокая корреляция самооценок остроты проблемы бедности и ее статистического показателя в регионах (0,417). «Забегая» в другой тематический раздел, отметим, что еще более высокой оказалась корреляция значимости проблемы безработицы для населения и ее статистических показателей в регионах (0,500). Можно также выделить относительно значимую связь между долей респондентов, определивших свои доходы как низкие (менее 1000 руб. в месяц) и статистическими данными о покупательной способности доходов и уровне бедности в регионах. Но все же статистический показатель уровня бедности лучше коррелирует с субъективными оценками проблем бедности и низких доходов.

Таблица 2. Коэффициенты корреляции статистических показателей доходов и бедности с оценками остроты этих проблем для населения (данные соцопросов)

Такое же сравнение можно провести и с интегральными оценками материального положения, который является важным компонентом социального самочувствия. Они разработаны группой «ЦИРКОН» для регионов на базе опросов ФОМ. Первая оценка достаточно проста – это суммарная доля оценивших свое материальное положение как хорошее и среднее. Среди всех респондентов их оказалось чуть более половины, а рейтинг регионов дает как вполне ожидаемые результаты (высокие места развитых субъектов РФ), так и весьма неожиданные: низкие места Тюменской области и Красноярского края, высокие – Брянской, Тверской и Псковской областей, республик Хакасия, Марий Эл и Мордовия (рис. 15). В хвосте рейтинга оказались в основном «срединные» по доходам регионы Центральной России и Черноземья. Можно предполагать, что их население чаще сравнивает свое положение с Москвой и поэтому занижает самооценку, но тогда непонятно, почему этого же не делают жители других регионов Центральной России, например, Брянской и Тверской областей. Как следствие, возникает сомнение в достаточной репрезентативности выборки респондентов по доходу.

Рис. 15. Самооценки материального положения по данным опроса за октябрь 2005 г. Источник: «ЦИРКОН»

Более сложная интегральная самооценка материального положения рассчитывается по четырем вопросам (самооценка материального положения, его улучшение/ухудшение за прошедший год, ожидания на перспективу, самооценка достаточности доходов) с перекодировкой (позитивные оценки получали балл выше 0, негативные – ниже 0). Методика интегрирования описана в презентации на сайте Московского центра Карнеги. Весьма показательны отрицательные значения интегральной самооценки по всем регионам, но нам более интересны региональные различия (рис. 16). В них отчасти воспроизводится тот же спектр отличий от статистических оценок, как и описанный выше, но добавляются и новые: например, в число лидеров попали Новгородская область с невысокими статистическими показателями доходов населения и сверхпроблемная Читинская область, они опережают по интегральной самооценке материального положения не только С.-Петербург, но и один из самых «богатых» субъектов РФ – Ханты-Мансийский АО. Столь неожиданный результат можно списать на дефекты выборки лишь отчасти. Опросы, проведенные в Ханты-Мансийском округе местными социологами в 2003-2004 гг., выявили ту же особенность – наиболее критично оценивали свое материальное положение и остроту жизненных проблем жители относительно благополучных нефтяных городов, а сельское население, живущее за пределами основных районов добычи нефти, было настроено более позитивно. В этом и проявляется субъективность оценок населения с разными потребностями и образцами для подражания.

Рис. 16. Интегральная самооценка материального положения жителей регионов в октябре 2005 г. Источник: «ЦИРКОН»

В то же время расчеты «ЦИРКОНа» достаточно четко показывают, что в России сформировался проблемный ареал с худшими субъективными оценками материального положения, в него входит вся тихоокеанская зона – от Камчатки до Приморского, Хабаровского края и Сахалина. Жители внутренних регионов Дальнего Востока оценивают свое материальное положение не так критично. Вполне вероятно, что одним из факторов худших оценок стал «демонстрационный эффект» – многие жители приморских регионов посещали Японию, быстро растущие города Китая и другие страны, поэтому несколько иначе оценивают свое положение, сравнивая его с более продвинутыми образцами. Кроме того, сказывается и общее ощущение нестабильности, характерное для дальневосточников из-за худшей динамики экономического развития и слабого притока инвестиций в эти регионы, а также опережающего роста стоимости жизни, особенно жилищно-коммунальных услуг.

Для большей наглядности статистические показатели покупательной способности доходов населения совмещены с рейтингом интегральной самооценки материального положения жителей регионов «ЦИРКОНа» (рис. 17).

Рис. 17. Отношение душевых денежных доходов к прожиточному минимуму (%) в регионах, распределенных по рейтингу субъективных оценок материального положения («ЦИРКОН») в 2005 г.

Вполне очевидно, что связь интегральных самооценок материального положения со статистическими показателями выражена слабо, это показывают и расчеты коэффициента корреляции (табл. 3). При этом корреляция интегральных оценок с покупательной способностью доходов несколько выше, чем с уровнем бедности.

Таблица 3. Коэффициенты корреляции статистических показателей и интегральных субъективных оценок “ЦИРКОНа”

Проблемы совместимости объективных и субъективных оценок хорошо известны по многочисленным исследованиям на локальном уровне, теперь они подтверждаются при сопоставлении субъектов РФ. Существенные различия оценок, скорее всего, сохранятся даже при более точных статистических измерениях и более репрезентативных выборках социологических опросов, т.к. самооценки населения зависят от множества субъективных и объективных факторов, а не только от величины доходов. Тем не менее уже давно назрела необходимость включения субъективных оценок (при условии повышения их репрезентативности) в интегральные измерения уровня социально-экономического развития и качества жизни населения. Только такой комплексный подход позволяет адекватно оценивать положение домохозяйств в регионах России.