|
Социальный атлас российских регионов / Тематические обзорыЭкономическое состояние и бюджетная политикаС начала 2009 г. НИСП в квартальном режиме ведет Мониторинг социально-экономического развития регионов России. В нем рассмотрены основные тенденции кризиса и посткризисного развития регионов за период до середины 2012 г. В тематическом разделе "Экономическое состояние и бюджетная политика" представлена развернутая информация об экономическом развитии регионов за более ранний период. Дано теоретическое обоснование пространственного экономического неравенства, и выделены факторы, которые влияют на неравномерность регионального развития в России. Представлен анализ уровня и динамики ВРП, тенденций промышленного производства и агросектора, рыночных и нерыночных услуг, рассмотрены инвестиции в регионах, бюджетная политика и другие темы. Экономический спад 1990-х гг. ушел в прошлое, по объему ВВП Россия в 2007-2008 гг. вышла на докризисный уровень, быстрый и устойчивый экономический рост в стране длился десятилетие. В предыдущих версиях этого раздела мы уделяли значительное внимание тенденциям всего переходного периода, поскольку годы экономического спада сильно влияли и на период роста: спад оказался очень разным по силе и структурным последствиям для региональных экономик, поэтому и траектория роста оказалась дифференцированной по регионам. В результате изменилась пространственная концентрация промышленности и сельского хозяйства, а увеличение доли сектора услуг в структуре экономики регионов имело принципиально несхожую природу. И в годы кризиса, и в период роста усиливалось экономическое неравенство регионов, несмотря на попытки федеральной власти препятствовать этому с помощью перераспределения финансовых ресурсов. Становится понятным, что списать проблемы неравенства на кризисные факторы невозможно, его причины намного глубже. В последней версии раздела более глубоко рассмотрена природа пространственного неравенства, его связь с конкурентными преимуществами, которыми обладают регионы. Тема неравенства фундаментально рассмотрена в Мировом докладе Всемирного банка за 2009 г, посвященном пространственному развитию, на выводы из которого мы ссылаемся.
Факторы пространственного неравенстваФундаментальной причиной экономического неравенства является давно изученный в региональной науке процесс концентрации экономической деятельности в тех местах, которые обладают конкурентными преимуществами, что позволяет снижать издержки бизнеса. Среди таких преимуществ в «новой экономической географии», разработанной П. Кругманом (Krugman P.R. (1991) Geography and Trade. MIT Press, Cambridge, MA), выделяются факторы «первой природы» (богатство природными ресурсами и выгодное географическое положение, снижающее транспортные издержки) и факторы «второй природы» (агломерационный эффект, высокий человеческий капитал, лучшая институциональная среда), связанные с деятельностью государства и общества. Как показывают многочисленные исследования, в том числе готовящийся к публикации Мировой доклад за 2009 года Всемирного банка, посвященный пространственному развитию, тенденции территориальной концентрации экономики в местах, обладающих конкурентными преимуществами, характерны для всех стран мира, независимо от уровня их развития. Разница только в том, что в развитых странах, уже ориентированных на факторы «второй природы», темпы роста региональных экономических различий невелики, их пик пришелся на начало ХХ века и был связан с бурным развитием индустриальной экономики. Но Россия пока к развитым странам не относится, а в группе стран догоняющего развития экономическое неравенство регионов растет, повторяя тренд Западной Европы столетней давности. Экономическая история показывает, что преимущества, особенно «первой природы», не являются вечными и незыблемыми. Упрощая, можно сказать, что в раннеиндустриальную эпоху важнейшими факторами развития были обеспеченность минеральными ресурсами и географическое положение, а в постиндустриальную – человеческий капитал и институты. Поскольку роль тех или иных факторов со временем меняется (например, снижается значимость природных ресурсов и растет роль человеческого капитала и институтов), лидерами становятся другие территории с иным набором преимуществ. Множество исследований, от классиков «центро-периферийной» теории Дж. Фридмана, Ф. Броделя и П. Валлерстайна до современных работ по региональной экономике и экономической географии (П. Кругман, М. Фуджита, А. Трейвиш и др.), показывают, что экономическое неравенство остается, меняется только его география. Говоря современным языком, оно переформатируется в пространстве. Помимо смены ведущих центров роста в длительной перспективе, идет диффузия (расширение) зон роста вокруг существующих центров, особенно от крупных агломераций на соседние территории. В России это наиболее явно проявляется в расширении зоны роста Московской столичной агломерации. В то же время влияние богатых ресурсодобывающих регионов на своих соседей, как правило, намного слабее. В современной России в явном виде «работают» три преимущества. Первое – агломерационный эффект, который дает экономию на масштабе, обеспечивая широкий выбор работников и рабочих мест на рынке труда, снижая транспортные расходы, позволяя более интенсивно использовать инфраструктуру и тем самым снижая издержки бизнеса (правда, до определенного предела, ведь земля, недвижимость и работники в агломерациях стоят дороже). Второе - обеспеченность сырьевыми ресурсами, востребованными мировым рынком; в годы кризиса оно смягчило экономический спад, а в период роста обеспечивало более высокие доходы бюджетам экспортно-сырьевых регионов и занятым в этих отраслях. Проблема регионов и стран, обладающих этим преимуществом – зависимость от конъюнктуры мировых цен на сырье и полуфабрикаты (нефть, газ, металлы). Третье преимущество, проявившееся только в годы экономического роста - выгодное положение на основных путях мировой торговли, особенно приморское, поскольку большая часть экспортно-импортных грузов перевозится морем. В советское время, за «железным занавесом», это преимущество не могло проявиться в полную силу, а в годы кризиса и ослабевших институтов государства препятствием стала криминализация портовых регионов. В менее явном виде крупные города и небольшие наукограды обладают преимуществом более высокого человеческого капитала, но условий для его реализации, особенно в наукоградах, пока недостаточно. Как и вся страна, регионы не отличаются хорошими институтами (нормами и правилами, снижающими трансакционные издержки деятельности экономических агентов). Явные преимущества проявляются в опережающем росте обладающих ими территорий: крупнейших агломераций - в первую очередь федеральных городов с прилегающими областями, нефтегазовых и металлургических регионов, а с 2000-х годов – западных и южных приморских регионов, на востоке все еще велики барьеры криминализации и удаленности. Бизнес активней всего инвестирует в территории, имеющие конкурентные преимущества, поскольку это позволяет снижать издержки и повышать доходы. В результате экономическое неравенство регионов растет вследствие объективных факторов. Если власть хочет ускорить экономический рост, она должна делать ставку на те регионы, которые обладают конкурентными преимуществами. Однако государство несет ответственность за развитие всей территории, поэтому еще одна его функция - поддержка менее развитых регионов путем перераспределения бюджетных средств для смягчения территориальных различий. Любой стране приходится искать оптимальный для нее баланс между стимулирующим и выравнивающим векторами региональной политики. Как правило, в развивающихся странах преобладает стимулирующая политика, чтобы сократить отставание, а в развитых странах, хотя и не во всех, баланс сдвинут в сторону выравнивания. И хотя динамика экономического развития регионов зависит от политики властей, как стимулирующей, так и выравнивающей, именно базовые факторы задают «коридор возможностей». В России в период экономического кризиса и децентрализации 1990-х гг. федеральная политика ограничивалась перераспределением относительно небольших финансовых ресурсов и раздачей многочисленных льгот и привилегий, в основном политически обусловленных. Ее влияние на развитие регионов ощущалось слабо. В 2000-е годы влияние федеральной политики усилилось в ходе начавшейся рецентрализации и возросшего перераспределения бюджетных ресурсов, а затем роста государственных инвестиций в экономику и реализации программ развития приоритетных территорий. Хотя следует отметить, что стратегия территориального развития в России так и не разработана, поэтому федеральная стимулирующая политика остается несистемной. В развитии регионов России доминируют унаследованные особенности, или path dependency (зависимость от пройденного пути или, как говорят институциональные экономисты, «наезженная колея»). Это зависимость от сложившейся в регионе структуры экономики, степени освоенности территории, демографической ситуации, социокультурных особенностей населения и неформальных институтов (традиций и норм), воздействующих на формы занятости, доходы, мобильность населения, а в более широком плане - на человеческий и социальный капитал. Фактор унаследованных особенностей часто недооценивается, поскольку в советской плановой экономике новые города и предприятия создавались без учета особенностей территории, нередко на "пустом месте". В переходный период немалая часть из них оказалась нежизнеспособной: монопромышленные города-заводы, так и не ставшие настоящими городами с диверсифицированной структурой занятости и городским образом жизни, деградировали, а многие предприятия, размещенные без учета реальных издержек (транспортных тарифов, состояния инфраструктуры, качества рабочей силы и др.), не смогли адаптироваться к новым условиям. В рыночной экономике влияние унаследованных особенностей развития чрезвычайно велико и во многом определяет "коридор возможностей" для развития того или иного региона. Влияние политики региональных властей в переходный период не стоит переоценивать, другие факторы оказались сильнее. Сама политика региональных властей - во многом продукт унаследованной институциональной среды и накопленного человеческого капитала, от которых зависят качественные характеристики элиты и тип политического режима в регионе. Кроме того, политика региональных властей весьма причудливо сочетает элементы модернизации с крайне традиционалистскими подходами, поэтому нелегко разложить все регионы по полочкам, в диапазоне от "продвинутых" до "слабо модернизированных". Только при комплексной оценке влияния унаследованного развития, институциональной среды и политики региональных властей можно понять, почему трансформации в регионах шли и до сих пор идут с разной скоростью, а порой и в разных направлениях. Унаследованные факторы развития наиболее инерционны, они проявлялись и в период плановой экономики, но при снижении регулирующей роли государства их значимость резко усилилась. Особенно это характерно для центро-периферийных различий, которые всегда углубляются в переходные периоды. В наиболее синтезированном виде унаследованные географические различия обобщены А.И. Трейвишем. Он выделяет четыре оси (типа) региональных различий, "сочетание которых на большой территории порождает разнообразие регионализмов":
Современная пространственная картина социально-экономического развития стала крайне мозаичной: на унаследованные территориальные типы регионов (староосвоенные индустриальные регионы, ресурсодобывающие регионы нового освоения, южные аграрно-индустриальные регионы) наложились новые характеристики ("открытые" для глобальной экономики и "закрытые" регионы), усилились межрегиональные центро-периферийные различия, прежде всего между Москвой и остальной Россией. Внутри регионов также происходит рост центро-периферийного неравенства. Региональные центры и города экспортных отраслей адаптируются к новым условиям намного быстрее, чем города с меньшей численностью населения и сельская местность, за исключением пригородов агломераций. Для регионалистов уже давно стало аксиомой, что не только средние данные по России, но и данные по субъекту РФ чаще всего показывают "среднюю температуру по больнице". Экономический рост и неравенство регионов РФПространственные тренды развития России за годы экономического роста во многом схожи с мировыми тенденциями. Устойчивой чертой всего постсоветского периода развития остается растущая концентрация экономики России в сильнейших регионах с особыми преимуществами – Москве и Тюменской области с автономными округами. С 1994 г. их доля в суммарном валовом региональном продукте (ВРП) регионов страны выросла вдвое - с 16,5% до 35% ВРП всех регионов в 2006 г. (табл. 1). Доля Москвы удвоилась уже к 2000 г., опережающий рост экономики столицы связан не только с ускоренным развитием новых постиндустриальных отраслей, но в первую очередь – с концентрацией штаб-квартир федеральных монополий и крупнейших сырьевых компаний. Крупный бизнес к началу 2000-х централизовал систему управления, и значительная часть экономической деятельности стала отражаться в отчетности по месту «прописки» управляющих структур – в Москве. Доля Тюменской области с округами выросла за 1994-2006 гг. почти вдвое (с 6,3 до 11,7%), благодаря росту цен на энергоносители и объемов добычи нефти. При этом вклад двух нефтегазодобывающих округов в суммарный ВРП Тюменской области остается доминирующим, хотя и несколько снизился за 2003-2006 гг. (с 90 до 83%). Именно Москва и Тюменская область с округами обеспечили рост доли десяти крупнейших регионов в суммарном региональном продукте России. За период экономического роста (с 1999 по 2006 гг.) на Москву пришлось почти четверть всего объема прироста ВРП регионов, на Тюменскую область -12,5%, что намного больше их доли в населении. Экспортно-сырьевой тип экономического роста и сверхцентрализация финансовых ресурсов усиливают внутренние диспропорции развития. В последние годы выросла доля еще двух крупных субъектов – Московской области и С.-Петербурга, а остальные регионы из первой десятки самых крупных почти не меняли или даже теряли позиции, как и большинство менее крупных и менее развитых. Таблица 1. Доля крупнейших субъектов РФ в суммарном ВРП регионов России, %
Экономический "вес" слаборазвитых и слабозаселенных регионов ничтожен: даже без учета уже объединенных автономных округов, на регионы последней десятки (республики Адыгея, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия, Калмыкия, Ингушетия, Марий Эл, Алтай, Тыва, Еврейская АО и Магаданская область) совокупно приходится 1% российского ВВП. Динамика экономического роста регионов различна. Медленнее всего росли восточные регионы страны с наименее развитой инфраструктурой и негативным воздействием удорожающих факторов – слабой заселенности, удаленности, неблагоприятных условий развития, а также значительным сокращением численности населения из-за миграционного оттока (рис. 1). Темпы роста ВРП Дальневосточного федерального округа за 1998-2006 гг. были самыми низкими, в том числе в большинстве его регионов, за исключением нефтедобывающего Сахалина и Чукотского АО. В последнем выдающийся рост отмечался только в начале 2000-х гг. благодаря «прописке» на Чукотке трейдеров «Сибнефти», которой владел губернатор. Максимальные темпы роста имели регионы Центра, Запада и Юга страны, но измерения в целом по федеральным округам скрывают сильные различия: и в Центре, и на Северо-Западе «моторами» роста были агломерации двух федеральных городов, что еще раз показывает роль агломерационного фактора в развитии страны. Из других регионов с городами-миллионниками быстро росла только половина - Свердловская область (сочетание агломерационного эффекта и усилившейся специализации на экспортной металлургии), Ростовская, Новосибирская и Омская. В этих областях показатели 1998 г. были относительно низкими после кризисного спада, и дополнительно сработал так называемый эффект базы (при более низких исходных значениях показателя каждый процент прироста обеспечивается меньшим приростом объема ВРП, чем при высоких исходных значениях). Кроме того, на динамику Омской области повлиял тот же фактор (и автор), что и на Чукотке – юридическая «прописка» структур «Сибнефти»; после продажи компании Газпрому рост экономики области в 2006 г. практически прекратился.
График еще раз подтверждает, что в России наряду с агломерационным работает и сырьевой (нефтегазовый) фактор роста, особенно если добыча сырья росла. Сверхвысокие темпы роста Архангельской области обеспечены входящим в ее состав Ненецким АО, в котором добыча нефти выросла за 2000-е гг. в 13 раз. Еще один пример – Сахалин. Но не только регионы с конкурентными преимуществами оказались лидерами роста. Самые высокие темпы роста в стране имела слаборазвитая республика Дагестан – в 2,6 раза за 1998-2006 гг. С одной стороны, это следствие эффекта низкой базы, но не только. Россия отличается от стран догоняющего развития более сильной выравнивающей политикой государства. Благодаря федеральной поддержке темпы роста многих наименее развитых республик в составе России ближе к динамично развивающимся сильным регионам. Но в структуре ВРП слаборазвитых регионов доминируют нерыночные услуги государства, оказываемые за счет финансовой помощи федерального бюджета, а значит, отсутствует устойчивая основа развития – не будет финансовой помощи, не будет и роста. Приведенные выше объяснения помогают понять, почему в России слаба (статистически малозначима) связь между уровнем экономического развития субъектов РФ и темпами роста их экономики. Это подтверждает линия тренда (красным) на графике распределения регионов по двум индикаторам: индексу ВРП за 1998-2006 гг. и душевому ВРП за 2006 г., соотнесенному со средним по стране и скорректированному на стоимость жизни в регионах (рис. 2). Иного трудно было ожидать, ведь на региональное развитие влияет множество факторов – от региональных (географическое положение, отраслевая структура экономики, институциональные преимущества и барьеры и др.), до глобальных (конъюнктура мировых цен, иностранные инвестиции) и федеральных (выравнивающая политика властей, стратегии крупного российского бизнеса). Существуют и методические проблемы измерения динамики ВРП, что негативно сказывается на точности расчетов индекса.
Реальные российские лидеры роста за счет конкурентных преимуществ делятся на три типа и в основном соответствуют мировым тенденциям:
Влияние на развитие регионов России такого преимущества как концентрация человеческого капитала и инноваций пока выражено слабо, среди лидеров нет развитых индустриальных регионов с высокотехнологичными отраслями машиностроения. Расширение зоны ускоренного роста на более широкий круг относительно развитых, базовых для страны регионов остается важнейшей задачей на перспективу. По душевому ВРП регионы России различаются в диапазоне от развитых до слаборазвитых стран и неравенство растет. Показатели Ингушетии в 2006 г. были в 46 раз ниже душевого ВРП Тюменской области (с автономными округами), а в 2000 г. – только в 26 раз, но такие сравнения некорректны из-за ценовых различий между северо-восточными и южными регионами страны. Душевой ВРП каждого региона необходимо корректировать на стоимость жизни в регионе (в наших расчетах использован коэффициент стоимости фиксированного набора товаров и услуг, разработанный Росстатом, но можно использовать и отношение прожиточного минимума в регионе к среднероссийскому). Но даже с корректировкой на стоимость жизни различия душевого ВРП Тюменской области и Ингушетии выросли с 20 до 34 раз. Для сравнения в динамике душевой ВРП, скорректированный на стоимость жизни, пересчитан в постоянных ценах. На рис. 3 показан рейтинг регионов за 2000-2006 гг. (в ценах 2005 г.). При почти всеобщем устойчивом росте (за исключением Калмыкии, Чукотского АО и еще 1-2 областей северо-востока страны с сильным миграционным оттоком) различия, тем не менее, усиливаются – это видно при сравнении показателей на три даты для регионов из группы лидеров и из группы аутсайдеров.
Можно также соотносить региональные показатели со средним душевым ВРП по всем регионам страны. Такой способ дает некоторые искажения, поскольку средний показатель с каждым годом «взлетает» вверх из-за возросшего вклада субъектов-лидеров, но более наглядно показывает региональную дифференциацию. В 2006 г. только 16% субъектов РФ имели скорректированный душевой ВРП выше среднего по стране или равный ему. Таких регионов стало меньше, чем в 2000 г. (20%), что во многом объясняется усилившимся разрывом между средним и медианным значениями ВРП из-за ускоренного роста показателей Москвы и Тюменской области. В число лидеров по-прежнему входят федеральная столица и экспортно-ресурсные субъекты РФ (нефтегазовые и металлургические). Доля «срединных регионов» с душевым ВРП от половины до среднероссийского показателя наиболее велика и достаточно устойчива: в начале 2000-х и в 2006 г. она составляла почти 2/3. Доля регионов-аутсайдеров с душевым ВРП менее половины среднероссийского ВРП выросла за 2003-2006 гг. с 13% до почти 22% субъектов РФ. Среди них выделяется республика Ингушетия, душевые показатели которой ниже средних по стране почти в 8 раз. (Карта 1. Отношение скорректированного душевого ВРП за 2006 г. к среднему по РФ. Отношение скорректированного душевого ВРП за 2004 г. к среднему по РФ. Отношение скорректированного душевого ВРП за 2003 г. к среднему по РФ. Отношение скорректированного душевого ВРП за 2002 г. к среднему по РФ.). Группа аутсайдеров представлена слаборазвитыми республиками (автономные округа исчезли из статистики после укрупнения), а также депрессивными регионами. При гигантских различиях "богатых" и "бедных" субъектов РФ, их все же меньшинство, а доминирует плотная срединная группа, которая остается относительно устойчивой весь переходный период. Если сопоставить не число регионов с разным уровнем ВРП, а долю живущего в них населения, то соотношение будет заметно лучше: почти четверть населения России живет в относительно благополучных субъектах РФ с душевым ВРП выше среднего по стране, все те же 2/3 - в регионах срединной группы с показателями от половины до среднего, и 14% (в 2004 г. было 10%) - в слабейших субъектах РФ с душевыми показателями ВРП в 2-8 раз ниже среднероссийских (рис. 4).
Сравнении регионов со среднероссийскими душевыми показателями также подтверждает, что региональное неравенство растет. В 1999 г. скорректированный душевой ВРП Тюменской области с автономными округами опережал среднероссийский в 3 раза, а в 2004-2006 гг. – в 4,2-4,3. Отрыв душевого показателя Москвы от среднего по стране за 1999-2004 гг. несколько сократился (с 2,0 до 1,7 раз), но только потому, что после переписи 2002 г. официальная численность населения столицы выросла на полтора миллиона человек. В 2006 г. столица вновь опережала страну в 2,1 раз (с корректировкой на стоимость жизни). Большинство относительно развитых регионов, наоборот, сблизились со среднероссийским показателем. Им сложно угнаться за быстро растущими лидерами, не имея таких преимуществ как столичный статус или 2/3 объема добычи российской нефти. Только немногим «счастливчикам» удалось прочнее закрепиться в опережающей группе или стремительно туда ворваться. Помогла благоприятная конъюнктура мировых цен на основную продукцию, прежде всего металлы (Липецкая, Вологодская области), ускоренный рост добычи нефти (Сахалинская область), промышленности и портового хозяйства (Ленинградская область), позволившие войти в группу относительно развитых регионов по душевому ВРП. Однако существует и «статистический» рост благодаря прописке на территории крупных компаний. Таким способом Чукотскому АО удалось нарастить душевой ВРП за 1999-2003 гг. с 0,5 до 1,6 от среднероссийского уровня, а Омской области – с 0,7 до 1,1 раз, и временно оказаться в группе лидеров. Но в 2006 г. показатели этих регионов опустились ниже среднего по стране, поскольку компания «Сибнефть» была купленной Газпромом, и юридический адрес новой компании («Газпромнефть») и ее трейдеров переместился в С.-Петербург. Большая группа «срединных» регионов уплотнилась и еще больше отстала от лидеров (см. рис. 3). Стягивание «срединных» регионов в более плотную группу происходит на фоне расширения диапазона различий лидеров и аутсайдеров. Душевые показатели некоторых слаборазвитых регионов «провалились» относительно среднероссийских: в Ингушетии – с 0,25 до 0,13 за 1999-2006 гг., в депрессивной Ивановской области – от 0,44 до 0,36. Однако и среди аутсайдеров регионов нет общей тенденции, некоторые республики улучшили показатели, приблизившись к средним (Дагестан – от 0,26 до 0,37). Тем не менее, неравенство субъектов РФ в период экономического роста в целом выросло. Нарастание регионального неравенства, причем не только по показателю душевого ВРП, подтверждает динамика коэффициентов Джини (рис. 5). Они были рассчитаны для показателей душевого ВРП и доходов населения, скорректированных на стоимость жизни в регионах, а также показателей безработицы и уровня бедности. Наиболее быстрыми темпами росло экономическое неравенство регионов и различия в уровне безработицы. Снижение неравенства по душевому ВРП в 2006 г. обусловлено чисто статистическим фактором – данные по шести автономным округам, которые относились к группе слаборазвитых регионов и были объединены с «материнскими» регионами, больше не публикуются, и это нарушило сопоставимость. Реальное, а не статистическое снижение экономического неравенства требует огромных усилий по выявлению и развитию конкурентных преимуществ слаборазвитых регионов.
Сравнение душевых показателей ВРП регионов России со странами мира условно, т.к. регионы – открытые экономические системы, их валовой продукт перераспределяется государством. Но такое сравнение очень показательно. Душевой ВРП российских регионов, пересчитанный в доллары США по паритету покупательной способности (расчеты 2005 г., паритета за 2006 г. пока нет), различается в гигантском диапазоне. Для Тюменской области с автономными округами он соответствует уровню наиболее развитых стран - Люксембурга и Швейцарии (душевой ВРП нефтегазовых автономных округов Тюменской области еще выше), однако не отражает реального потребления домохозяйств, т.к. большая часть регионального продукта изымается и перераспределяется государством. Москва уже достигла уровня Португалии, который намечен как перспектива для всей страны при удвоении ВВП. Татарстан и Липецкая область близки к Эстонии и Словакии, опережая Польшу. Половина российских регионов имеют душевые показатели от 4 до 8 тыс. долл. ППС. Для наименее развитых республик сравнение также показательно: Тыва схожа с Вьетнамом, а Ингушетия – с Угандой. Поскольку регионы, в отличие от стран, – открытые системы, лучше сопоставлять не произведенный продукт (он перераспределяется государством), а то, что потребляется в регионе. Это фактическое конечное потребление домохозяйств в системе национальных счетов. Данный показатель также имеет недостатки: не учитывается потребление жителей за пределами своего региона и приписывается москвичам потребление всех приезжающих в столицу. Но в большинстве регионов он более-менее пригоден для сопоставлений. Перераспределение государством произведенного продукта приводит к тому, что в автономных округах Тюменской области потребляется домохозяйствами только 16-20% ВРП, в Ненецком АО – 10%, а в слаборазвитых республиках потребление домохозяйств даже превышает ВРП (почти все республики Южного федерального округа, республики Тыва, Алтай и др.). В результате душевое конечное потребление домохозяйств не так сильно дифференцировано по регионам: различия между показателями пяти самых "богатых" и пяти самых "бедных" субъектов РФ составляли в 2005 г. 3 раза, в то время как по душевому ВРП – 7 раз (с корректировкой на стоимость жизни). Проведенные расчеты в целом подтверждают главный вывод – экономическое неравенство велико и усиливается. Региональные диспропорции во многом обусловлены объективными факторами «первой» (обеспеченность ресурсами, географическое положение) и «второй» природы (агломерационный эффект) и поэтому имеют долгосрочный характер. Немалую роль играет и сверхцентрализация экономических ресурсов в столице страны, которую нельзя объяснить только агломерационным эффектом – это следствие сложившейся в России системы управления, в том числе бизнесом, т.е. институциональный фактор. Хотя рост экономического неравенства регионов характерен для многих стран, но в России диспропорции крайне велики и выросли буквально на глазах – за переходный период, поэтому общество не готово адаптироваться к новой ситуации. Выравнивающая политика государства воспринимается как недостаточная, постоянно раздаются требования увеличить объемы перераспределяемых финансовых ресурсов. Однако перераспределение в очень больших масштабах замедляет экономический рост всей страны, ведь ресурсы для помощи слабым изымаются у наиболее развитых регионов. Важнейшей задачей становится поиск оптимального баланса выравнивающих и стимулирующих мер региональной политики. ПромышленностьВ связи с переходом с 2005 г. на новый классификатор видов экономической деятельности (ОКВЭД) Росстат перестал публиковать данные отраслей промышленности по старому отраслевому классификатору (ОКОНХ), поэтому некоторые графики и таблицы раздела включают показатели только до середины 2000-х гг. В переходный период, особенно в первые кризисные годы, специализация промышленности стала важнейшим фактором динамики промышленного производства в регионах. К 1996 г. объем промышленного производства РФ сократился вдвое (до 48% от показателя 1990 г.), но динамика спада и последующего роста по отдельным отраслям была очень разной (рис. 6). Нефтегазовая промышленность, и в советское время частично работавшая на экспорт, быстрее адаптировалась к новым условиям, поэтому спад производства в ней был менее болезненным. Металлургия и химия с середины 1990-х годов также переориентировались на внешний рынок. В России сформировалась экспортно ориентированная модель экономики, основанная на вывозе ресурсов и продукции первичной переработки. В последующие годы развитие экспортных отраслей сильно зависело от конъюнктуры мировых цен на их продукцию. В машиностроении спад был более сильным, за исключением производства легковых автомобилей, большинство предприятий ВПК оказались в глубоком кризисе. В легкой и пищевой промышленности, ориентированных на внутренний спрос, объем производства сократился в 8 и 2 раза соответственно, однако в период экономического роста пищевая промышленность динамично развивалась.
Устойчивый рост промышленности начался только после дефолта 1998 г. Первыми начали расти потребительские отрасли импортозамещения, особенно пищевая промышленность, затем машиностроение, получившее крупные заказы сырьевых экспортеров. Рост объемов производства экспортных отраслей начался несколько позже, но оказался наиболее устойчивым из-за благоприятной ценовой конъюнктуры на мировых рынках. В результате за годы экономического роста отраслевая структура промышленности изменилась незначительно и осталась преимущественно сырьевой (табл. 2). Таблица 2. Доля отдельных отраслей в производстве промышленной продукции*, %
Различия в отраслевой динамике обусловили динамику промышленного производства в регионах. Она была очень разной и в период кризиса, и в годы экономического роста. В период кризиса (1991-1996 гг.) максимальный спад промышленного производства имели слаборазвитые регионы поздней индустриализации - республики Северного Кавказа, Калмыкия, Еврейская АО, в них сохранилось только 16-25% промышленного производства от уровня 1990 г. В старопромышленных регионах Европейского Центра производство сократилось почти в три раза, а в текстильной Ивановской области, машиностроительных Московской и Псковской областях - до 29-31% от уровня 1990 г. В федеральных городах спад был не менее сильным (29-32%), но развитие третичного сектора позволило компенсировать кризис в промышленности. Самым мягким спадом отличались регионы, экспортирующие газ (Ямало-Ненецкий АО - 75%) и алмазы (Якутия - 70%). С середины 1990-х годов переориентировались на экспорт регионы со специализацией на металлургии и химической промышленности, поэтому Вологодская, Липецкая, Самарская, Пермская области, Башкирия, Татарстан, Красноярский край сохранили более 60% производства. Выход на мировой рынок позволил сохранить занятость и обеспечил более высокие доходы части занятого населения. В 1997 г. благодаря росту платежеспособного спроса начало улучшаться положение в регионах, производящих товары для населения (пищевая промышленность, автомобилестроение, производство шин). Первые, хотя и неустойчивые, тенденции роста были отмечены в половине субъектов РФ, в основном Европейской части страны. Разная динамика производства по отраслям промышленного привела к следующим структурным изменениям за 1990-1997 гг.:
Период экономического роста начался после дефолта 1998 г. и отличался волновым характером. В начале самые высокие темпы роста имели южные регионы (края и области Северного Кавказа) с развитым АПК. Они получили импульс роста благодаря сокращению конкуренции продовольственного импорта. Рост в регионах лесной промышленности (Карелия, Архангельская область) был обусловлен снижением издержек и возросшим спросом на мировом рынке, но оказался неустойчивым. Вторая волна роста (с конца 1999 г.) затронула машиностроительные регионы Центра, Северо-Запада и Урала. Более длительный и устойчивый рост имели регионы с агломерационными преимуществами (Московская и Ленинградская области) благодаря близости рынков сбыта и притоку инвестиций в пищевую промышленность и машиностроение. С 2000 г. ускорился рост в основных экспортных регионах, особенно нефтедобывающих и нефтеперерабатывающих, в связи с ростом мировых цен на нефть. В 2003-2004 годах по этой же причине быстро росли и металлургические регионы. В последние годы благодаря росту реальных доходов населения вновь ускорилось развитие южных регионов и крупных городских агломераций с развитой пищевой промышленностью. Экономический рост был значительным и в депрессивных промышленных областях (Псковской, Ивановской, Пензенской и др.), и в наименее развитых республиках юга, но он не отличался устойчивостью. На Дальнем Востоке промышленный рост начался позже и в первые годы был самым низким среди федеральных округов из-за множества проблем, характерных для удаленных и слабоосвоенных территорий страны. В целом пространственная структура промышленности существенно изменилась в пользу ресурсно-экспортных регионов и приобрела устойчивый характер. Как отмечает А.И. Трейвиш, "старый Центр во главе с Москвой уступил срединному поясу России, вытянутому по оси Таймыр-Ямал-Урал-Волга". После дефолта этот профиль немного сдвинулся на запад из-за опережающего роста импортозамещающих производств. Однако новый рывок нефтедобывающих и металлургических регионов в 2000-2005 гг. показал, что ресурсно-экспортная Сибирско-Урало-Поволжская ось, концентрирующая более половины промышленного производства, остается "становым хребтом" экономики России. Концентрация промышленного производства в России чрезвычайно велика и продолжает расти: на долю десяти крупнейших по объему производства субъектов РФ до дефолта (в 1997 г.) приходилось 45% промышленного производства страны, а в 2007 г. – более половины, в том числе на Тюменскую область с автономными округами – 12% (табл. 3). Рост концентрации промышленного производства происходил в двух типах регионов – с экспортно-сырьевой экономикой и в крупнейших агломерациях страны, где быстро растут импортозамещающая обрабатывающая промышленность и инфраструктурные отрасли. При переходе в 2005 г. на новый классификатор ОКВЭД (в нем выделяются добывающие, обрабатывающие и инфраструктурные отрасли) в статистике промышленности регионов возникли трудно объяснимые сдвиги. Скорее всего, они связаны с особенностями статистического учета по месту регистрации компаний, а также вкладом инфраструктурных отраслей (доля производства и распределения электроэнергии, газа, воды составила в 2007 г. 11% объема промышленного производства страны). В результате более чем двое выросла доля федеральной столицы (табл. 3). Главным фактором является ее институциональное преимущество - «перенос» в столичные штаб-квартиры значительной части прибыли сырьевых компаний, в том числе с помощью трансфертного ценообразования, и такой рост имеет чисто статистический характер. По этой же причине сократился вклад Тюменской области и ее крупнейшего нефтедобывающего округа - Ханты-Мансийского (с 10,0 до 8,6% промышленного производства страны). Цифры статистики говорят сами за себя: в 2006 г. два тюменских округа давали более половины (53%) объема производства добывающих отраслей всей страны, а в 2007 г. их доля сократилась до 44%, Москва же произвела 11% продукции добывающих отраслей, хотя нефтяных скважин вокруг нее не найти. Специфическая отчетность бизнеса не может отменить тот факт, что половина всей сырьевой продукции России производится в двух ее главных нефтегазовых субъектах, это характеризует экономику страны и роль сырьевого фактора в развитии регионов. Таблица 3. Доля крупнейших регионов в объеме промышленного производства (в 2007 г. – в объеме отгруженных товаров собственного производства), %
** Общероссийский классификатор видов экономической деятельности Восстановление объемов промышленного производства в регионах идет разными темпами. К концу 2007 г. почти два десятка субъектов РФ превысили уровень 1990 г. или достигли его. Среди лидеров больше ресурсно-экспортно-регионов, избежавших сильного спада в годы кризиса, но есть и быстро развивающиеся области вокруг крупнейших агломераций (табл. 4). Однако в большинстве регионов объем промышленного производства составляет 60-90% от показателей 1990 г. (Карта 2. Индекс промышленного производства субъектов РФ, 2007 г. к 1990 г. Индекс промышленного производства субъектов РФ, 2006 г. к 1990 г. Индекс промышленного производства субъектов РФ, 2005 г. к 1990 г.) В десятку "аутсайдеров" (без слаборазвитых автономных округов) входят наиболее проблемные регионы Дальнего Востока, депрессивные области и только некоторые республики юга. Таблица 4. Индекс промышленного производства в регионах-лидерах и аутсайдерах в 2007 г. (1990 г. =100)
В Москве заметный рост производства начался только в последние годы и по разным причинам. Во-первых, это реальный рост пищевой промышленности, имеющей огромный рынок сбыта. Во-вторых, новый классификатор видов экономической деятельности (ОКВЭД), введенный с 2005 г. вместо отраслевого (ОКОНХ), включает производство электроэнергии, воды и тепла, которым занимается огромное коммунальное хозяйство столицы. В-третьих, это рост чисто статистический, за счет размещения в столице юридических адресов крупнейших компаний. В результате индекс промышленного производства в Москве вырос за 2003-2007 гг. почти вдвое – с 57% от уровня 1990 г. до 100%. Однако главная тенденция осталась неизменной - промышленные функции в столице замещаются сервисными, это подтверждает структура ВРП, в которой доля услуг составляет 78%. В С.-Петербурге промышленное производство восстановилось почти до среднероссийского уровня (79%), хотя планируемое размещение в городе новых автомобильных заводов может через несколько лет изменить цифры. Однако вероятность «новой индустриализации» второй столицы невелика, т.к. крупнейшие города мира постепенно сбрасывают промышленные функции, и С.-Петербург вряд ли будет исключением. За десятилетие сменилось около половины регионов- лидеров и аутсайдеров (табл. 4). Для лидеров в 1990-е годы важнее всего были преимущества в виде экспортных сырьевых ресурсов и отраслей первичной переработки сырья, востребованного мировым рынком. Это преимущество оказалось устойчивым, но не гарантирующим успеха. Так, нарастает отставание промышленных регионов Восточной Сибири и Мурманской области из-за дефицита инвестиций, Самарская область оказалась под ударом сократившегося спроса на отечественные автомобили и, вместе с Томской областью, – политической кампании разрушения ЮКОСа. Высокие темпы роста теперь демонстрируют не только регионы добычи нефти и производства металлов, но и новые лидеры - крупнейшие агломерации федеральных городов, юга (Ростовская область), а с 2005 г. и приморская Калининградская область. Сочетание близости к крупным потребительским рынкам, приморского положения на путях внешней торговли и более развитой инфраструктуры оказалось выигрышным в период экономического роста, эти факторы роста более устойчивы, т.к. они не зависят от конъюнктуры мировых цен на сырье. Наиболее жесткие барьеры для аутсайдеров– слаборазвитость или неконкурентоспособность советской индустриальной базы. Слаборазвитые автономные округа (Усть-Ордынский Бурятский, Корякский и Эвенкийский) наряду с Ингушетией фактически деиндустриализировались: по сравнению с 1990 г. их промышленное производство сократилось в 4-7 раз. Более крупные регионы, сократившие промышленный потенциал в 2-4 раза, отличаются неконкурентоспособными активами и проблемной отраслевой специализацией. Удаленность восточных регионов повышает издержки производства, это долговременный негативный фактор, и его воздействие будет усиливаться из-за роста транспортных тарифов и стоимости энергоресурсов. Во многих регионах неэффективна политика региональных властей, низкое качество регионального менеджмента при несменяемости губернаторов также становится барьером развития. Тенденции сглаживания или роста межрегиональных различий хорошо видны при расчете перцентилей (они отделяют 5% регионов с лучшей и 5% регионов с наихудшей динамикой). На рис. 7 показаны границы этих зон, образующие «коридор», в котором находятся значения 90% регионов страны (из расчета исключены малонаселенные автономные округа, республики Ингушетия и Чечня). График показывает расширение «коридора» различий между сильными и слабыми регионами. Неравенство, сложившееся в период кризиса 1990-х годов, продолжает усиливаться, аутсайдеры все более отстают не только от лидеров, но и от среднероссийской динамики промышленного роста.
В регионах, не преодолевших сильный промышленный спад, негативные социальные последствия проявляются и на рынке труда, и в доходах населения, и в дефиците социальных расходов бюджетов. В ресурсно-экспортных регионах бюджеты получают больше налоговых доходов, что позволяет поддерживать социальную сферу, однако доминирование сырьевых отраслей не обеспечивает устойчивого роста занятости, усиливаются отраслевые диспропорции заработной платы и неравенство населения по доходу. Сельское хозяйствоСпад производства и возросший диспаритет цен привели к сокращению доли сельского хозяйства в ВВП страны с 16,4% в 1990 г. до 5,4-5,5% в 2003-2004 гг. Только в республиках Южного федерального округа и республике Алтай доля агросектора в ВРП достигает 20-32%, а в аграрных русских регионах (Краснодарском, Ставропольском и Алтайском краях, Орловской области) -17-20%. По сравнению с промышленностью спад в агросекторе был менее сильным, объем сельхозпродукции в сопоставимых ценах в 1998 г. составил 56% от уровня 1990 г. (промышленность – 48%). Но в годы подъема сельское хозяйство отставало по темпам роста, объем сельскохозяйственного производства в 2007 г. составил 77% от уровня 1990 г. (в промышленности – 82%). Еще более острая проблема 1990-х годов - неустойчивое экономическое положение сельхозпредприятий: в 1997-1998 гг. более 80% из них были убыточными. В 2004 г. эта доля стала намного меньше – 35%. Процесс территориальной концентрации производства в сельском хозяйстве шел не так, как в промышленности. В 1990-е годы преобладали тенденции деконцентрации, обусловленные рядом причин. Первая - опережающий спад производства в ведущих сельскохозяйственных регионах с наиболее интенсивным сельским хозяйством, которое сильнее пострадало от резкого сокращения поставок техники, удобрений, горюче-смазочных материалов. Вторая причина - рост закрытости региональных рынков продовольствия. Местные власти пытались с помощью дотаций усилить самообеспечение сельскохозяйственной продукцией даже в неблагоприятной для земледелия зоне, а в основных земледельческих регионах производство не имело стимулов роста из-за принудительных поставок продукции в региональные закупочные фонды по минимальным ценам, региональных барьеров и ограничений на вывоз продукции, мешала и неразвитость рыночной инфрастуктуры. Все это привело к замыканию производителей в границах региональных рынков и деконцентрации производства. По мере развития рыночных отношений и снижения институциональных барьеров ситуация стала меняться. Регионы с более благоприятными условиями для зернового хозяйства с конца 1990-х годов развивались быстрее, поэтому росла пространственная концентрация сельскохозяйственного производства. Если в среднем за 1993-1995 гг. на долю десяти крупнейших регионов приходилось 30% сельскохозяйственного производства, то в 2002-2006 гг. - более 35% (табл. 5). Таблица 5. Доля ведущих регионов в сельскохозяйственном производстве, %
Спад в животноводстве был более сильным, поголовье скота продолжает сокращаться, поэтому в структуре производства доля земледелия увеличилась до 55%. Как следствие, в числе крупнейших производителей устойчиво закрепились зерновые регионы Предуралья (Башкортостан, Оренбургская область) и Западной Сибири (Алтайский край, Омская и Новосибирская области). И хотя урожайность зависит от погодных условий конкретного года, лидирующие позиции зоны товарного зернового хозяйства укрепляются с каждым годом (табл. 6). Это означает, что заработки сельского населения, занятого в агросекторе Черноземья, степных регионов Северного Кавказа, Поволжья, юга Урала и Западной Сибири, в последние годы растут быстрее, чем в менее благоприятных для земледелия регионах. Таблица 6. Доля десяти регионов-лидеров в валовом сборе зерна (в весе после доработки)
Фермерские хозяйства так и не стали крупными производителями сельскохозяйственной продукции, их число сокращается со второй половины 1990-х годов. Развитию фермерства мешают многочисленные административные барьеры, отсутствие доступного кредита и залоговых инструментов, медленное формирование рыночной инфраструктуры. Наибольшее число фермерских хозяйств (более 40%) сформировалось в двух основных зерновых районах - на Северном Кавказе и в Поволжье, где фермерство наиболее рентабельно. И хотя фермерские хозяйства в 2004-2006 гг. произвели только 5-6% объема сельхозпродукции страны, за 1995-2006 гг. их вклад в производство зерна вырос с 5 до 20%, высокорентабельных семян подсолнечника - с 12 до 29%, сахарной свеклы – с 3 до 10%. Следовательно, сельские фермерские семьи южных зерновых регионов в последние годы стали получать более высокие и устойчивые денежные доходы. Главным производителем сельскохозяйственной продукции в переходный период стали хозяйства населения, их доля выросла за 1990-1998 гг. с 28 до 59%. Сильный рост обусловлен кризисом общественного агросектора и стремлением населения компенсировать снижение денежных доходов возросшими натуральными поступлениями от ЛПХ. С конца 1990-х годов тренд изменился, рост общественного агросектора привел к сокращению доли хозяйств населения до 50% и менее в 2004-2006 гг. Хозяйства населения по-прежнему концентрируют производство картофеля (90%) и овощей (78%), половину производства мяса и молока. Доходы от ЛПХ стали основным источником для многих сельских семей, но ведение личного подсобного хозяйства на пределе физических возможностей - вынужденная форма адаптации. В годы экономического роста во многих регионах, особенно в более урбанизированных и расположенных за пределами основной зерновой зоны, население начало снижать интенсивность ЛПХ при росте дохода от занятости в общественном сельском хозяйстве или в других отраслях экономики. Возродившаяся в переходный период патриархальная традиция крестьянского выживания "на земле", хотя и медленно, но все же сменяется улучшением доступа к иным источникам дохода, что, несомненно, создает модернизирующий эффект для развития села. С конца 1990-х годов в аграрном секторе расширяются возможности сбыта сельхозпродукции, развивается рыночная инфраструктура, снижаются инвестиционные риски, однако позитивные перемены менее явные, чем в промышленности, за исключением зернового хозяйства и производства семян подсолнечника, а также птицеводства. Усиливается интеграция с предприятиями пищевой промышленности, приходят новые собственники из крупного бизнеса и отраслей переработки с необходимыми инвестициями. Модернизация АПК сопровождается ростом региональных и внутрирегиональных диспропорций: рыночная трансформация агросектора идет быстрее в пригородных регионах и в южной зоне товарного зернового хозяйства, а в удаленных периферийных территориях и в районах с худшими условиями для ведения сельского хозяйства продолжается деградация отрасли и маргинализация сельского населения. Сектор услугСтруктурный сдвиг экономики России в сторону сектора услуг был наиболее явным. Но причины этой трансформации не совпадают с общемировой тенденцией опережающего роста услуг и перехода в постиндустриальную стадию развития. Рост доли третичного сектора (до 48-52% ВВП) был обусловлен сильным спадом в индустриальном и аграрном секторах экономики в 1990-х годах. Эти пропорции соханились и в период экономического роста (51% в 2005 г.), поскольку в России динамично развивались рыночные услуги, а нерыночные росли за счет увеличившихся расходов бюджетов всех уровней. Структурные сдвиги экономики наиболее заметны в двух типах субъектов РФ (рис. 8). Во-первых, это федеральные города, в которых концентрации населения, более высокие доходы и более развитый спрос на рыночные услуги способствуют реальной "терциализации". В Москве доля услуг в ВРП достигла в 2005 г. 78% (данные по новому классификатору ОКВЭД), в т.ч. на торговлю, ремонт, гостиницы и рестораны, финансовую деятельность, аренду и операции с недвижимостью суммарно приходится 60%. В С.-Петербурге доля услуг в ВРП немного ниже - 70%, но вторая столица сильно отстает от Москвы по доле вышеперечисленных рыночных услуг (39%), что говорит о менее развитом сервисном секторе. В большинстве регионов с городами-миллионниками доля услуг в ВРП ниже средней по стране, что косвенно показывает недостаточную развитость сервисного сектора (ВРП по городам субъектов РФ не рассчитывается). Во-вторых, сильные структурные сдвиги произошли в наименее развитых и депрессивных регионах с сильным промышленным спадом в 1990-е годы. Сектор услуг в них не вырос, а просто заместил в структуре ВРП утраченные позиции промышленности, в нем преобладают нерыночные услуги государства. И хотя в таких регионах доля услуг также заметно выше средней по регионам (соответственно, 59-69% и 51%), структурный сдвиг носит кризисный характер и не является свидетельством реальной "терциализации", основанной на модернизации экономики. В этой группе несколько слаборазвитых дальневосточных и сибирских регионов с высокой стоимостью бюджетных услуг из-за удорожания жизнеобеспечения (республика Тыва и некоторые автономные округа), а в Европейской России - депрессивная Псковская область и отдельные республики Северного Кавказа. В таких регионах среди услуг преобладают социальные, коммунальные и госуправления, т.е. преимущественно нерыночные, их общая доля достигает 26-44%. В ведущих экспортно-ресурсных регионах (прежде всего нефтегазодобывающих и металлургических) в структуре ВРП доминирует промышленность, а доля сектора услуг минимальна (13-33% по новому классификатору ОКВЭД). Включение сырьевых регионов в глобальный рынок позволило уменьшить кризисный спад, но платой за это стал индустриальный "флюс" экономики и замедление процессов сервисной модернизации. Аналогичные тенденции были характерны для нефтедобывающих стран Персидского залива и Латинской Америки в 1970-1980-е годы, этим странам так и не удалось преодолеть структурный перекос и добиться опережающего развития сектора услуг. ИнвестицииИнвестиционный процесс в годы экономического роста имел два доминирующих вектора, обусловленных наиболее значимыми конкурентными преимуществами – обеспеченностью нефтегазовыми ресурсами и агломерационным эффектом. Это показывает распределение инвестиций по регионам (табл. 7). Московская агломерация получает каждый шестой инвестиционный рубль в стране, Тюменская область (в основном ее автономные округа) – каждый восьмой. Доля в инвестициях второй агломерации (С.-Петербург и Ленинградская область) и, особенно, нефтегазодобывающих Ненецкого АО и Сахалинской области также значительно выше их доли в населении. Все остальные регионы из первой десятки входят в группу развитых, но их вес в инвестициях и населении сопоставим. Таблица 7. Доля крупнейших регионов в инвестициях в основной капитал в 2006-2007 г., %
Чтобы сравнивать региональные различия в душевых инвестициях, необходима корректировка на удорожание затрат в регионах. Существующий с советских лет коэффициент удорожания капитальных затрат имеет свои дефекты, поскольку он оценивает только затраты на строительство и не для регионов, а для укрупненных территорий. Например, он одинаково высок для Чукотки и Приморского края, хотя условия в них различны, а в Москве он ниже, чем в регионах Поволжья, что не соответствует реальным различиям в современной стоимости строительства. К сожалению, других корректирующих коэффициентов для инвестиций нет, а использование коэффициента стоимости фиксированного набора товаров и услуг не позволяет учесть все удорожающие факторы, поскольку этот коэффициент разработан Ростатом для сопоставления потребления населения. Душевые инвестиции, скорректированные на коэффициент удорожания капитальных затрат, подтверждают явное лидерство нефтегазодобывающих регионов и крупнейших агломераций (табл. 8). Инвестиционный «бум» на Чукотке, а до этого в Калмыкии был обусловлен иным фактором - институциональным: территории этих регионов стали внутренними офшорами, и доходы, полученные от «прописки» бизнеса, позволили нарастить инвестиции. Так, в Чукотском АО душевые инвестиции в 2002-2004 гг. превышали средний показатель по стране в 2,5-4,4 раза. Но срок особых привилегий не бывает долгим, для Калмыкии он завершился еще в начале 2000-х гг., а с 2005 г. и Чукотка перестала быть местом прописки трейдеров "Сибнефти", проданной "Газпрому". С потерей особых преимуществ душевые инвестиции в автономном округе резко сократились и в 2007 г. оказались на 9% ниже среднего уровня по стране. Среднероссийский показатель сильно завышен из-за огромных инвестиций в Москву и нефтегазовые округа, поэтому группа относительно развитых регионов существенно отставала от лидеров, за исключением Татарстана с его особыми условиями финансирования из федерального бюджета. В середине 200-х гг. подтянулись к среднему уровню инвестиции в приморские регионы Европейской России, расположенные на основных торговых путях. Однако половина регионов имеет душевые инвестиции менее 50% от средних по стране (с корректировкой на кэффициент удорожания капитальных затрат). Среди аутсайдеров депрессивные регионы, республики Юга и большинство восточных регионов, причем не только слаборазвитых: в Красноярском крае и Новосибирской области душевые инвестиции в среднем за 2002-2007 гг. составляли немногим более трети от средних по стране (с корректировкой на коэффициент удорожания капзатрат). В целом география инвестиций первой половины 2000-х годов усиливала экономическое неравенство регионов и отставание слаборазвитых территорий и востока страны. Таблица 8. Отношение душевых инвестиций в основной капитал в регионах к средним по РФ (среднее =100%) за 2002-2007 гг., с корректировкой на коэффициент удорожания капитальных затрат
В 2007 г. лидерами по душевым инвестициям оказались в основном те регионы, в которых и в начале 2000-х гг. показатели были выше. Хотя некоторые изменения все же есть: возросли инвестиции в Якутии (до 110% от средних по стране в 2007 г. с корректировкой на удорожание) в связи с освоением новых месторождений углеводородов, снизились инвестиции в Татарстане после «бума» к тысячелетию Казани (до 97%), несколько лет теряет позиции Пермская область. Другие развитые регионы-лидеры «второго эшелона» по-прежнему инвестируются существенно хуже среднего уровня по стране, их экономика все еще развивается на старых советских мощностях и остро нуждается в модернизации. Недостаточно устойчив рост инвестиций и в перспективных приморских регионах: в 2007 г. в Калининградской области душевой показатель опустился ниже среднего по стране (до 97%), а в Краснодарском крае последние три года душевые инвестиции не превышают 75% от средних, несмотря на грядущую Олимпиаду (хотя следует учитывать, что коэффициент удорожания для края и всего юга достаточно высок - 1,3 раза). Таким образом, доминирующий вектор инвестиций в нефтегазовые территории и столичные агломерации сохраняется. Сохранился тот же медианный уровень - в половине субъектов РФ душевые инвестиции в 2007 г. были в два и более раз ниже среднероссийских, в том числе в промышленно развитых Красноярском крае, Иркутской области, Хакасии, Ростовской, Волгоградской, Тульской и других областях. Устойчивый минимум инвестиций имеют республики Северного Кавказа и юга Сибири (наряду с автономными округами), а также важнейшие с геополитической точки зрения дальневосточные регионы – Приморский край и Камчатка. Сопоставление душевых инвестиций за 2007 г. с душевым ВРП (последние данные за 2006 г.) показывает прямую зависимость между инвестиционной активностью и уровнем экономического развития, отклонений от общего тренда немного (рис. 8). Для сравнения использованы показатели без корректировки на цены в регионах, поскольку удорожающий фактор влияет на каждый из них.
Низкая инвестиционная активность воспроизводит будущее неравенство, и это касается не только слаборазвитых территорий. Минрегион готовит очередную стратегию ускоренного роста восточных регионов с обширной инвестиционной программой промышленного строительства (металлургических предприятий, атомных и гидроэлектростанций и др.). В числе предложений есть даже транспортный туннель, соединяющий Чукотку с Аляской, и такой же туннель для соединения Сахалина с материком. Однако возрождающаяся гигантомания вряд ли может служить основой для продуманной и рациональной политики развития удаленных территорий и улучшения инвестиционного климата на востоке страны. Влияние федеральной политики на инвестиционный процесс в регионах проявляется двояко. Во-первых, это механизм бюджетных инвестиций. В развитых регионах, как правило, их доля минимальна (5-15%), а в слаборазвитых республиках Северного Кавказа и юга Сибири достигает 40-93% от всех инвестиций в основной капитал. Среди развитых субъектов РФ только Москва является исключением – доля бюджетных инвестиций в ней превышала 40% в 2005-2006 г., в основном это средства огромного городского бюджета. Во-вторых, это косвенное влияние через инвестиционный климат в стране и политику по отношению к госмонополиям. Неэффективность "Газпрома" проявляется в относительном сокращении инвестиций в основном регионе добычи газа – Ямало-Ненецком АО, а ухудшение инвестиционного климата и рост налоговой нагрузки негативно отразились на политике крупных компаний в важнейшем нефтедобывающем регионе – Ханты-Мансийском АО. По этим причинам разрыв в душевых инвестициях десятка регионов-лидеров и аутсайдеров, рассчитанных как среднее для каждой группы, сократился с 28 раз в 2000 г. до 22 раз в 2007 г., но по-прежнему остается огромным. Влияние глобализации: иностранные инвестиции, торговля, коммуникацииГлобализация по-разному воздействует и на объекты меньшего масштаба – регионы, особенно в такой стране, как Россия, с ее гигантскими природно-ресурсными, расселенческими и социально-экономическими внутренними различиями. В качестве основных форм проявления глобализации принято рассматривать трансграничный переток капиталов (иностранные инвестиции), рост открытости экономики (внешней торговли), распространение глобальных информационных сетей (прежде всего Интернета), общих для разных стран стандартов потребления, а также развитие глобальных городов - финансово-экономических центров, влияние которых распространяется на всю мировую экономику. С начала 1990-х годов эти формы глобализации в той или иной степени проявились и в регионах России. Объем поступающих в страну прямых иностранных инвестиций (ПИИ) за 2002-2007 гг. вырос в семь раз – с 4 до 27,8 млрд. долл. по данным Росстата, наиболее успешным стал 2007 г. (рост ПИИ вдвое - с 13,7 до 27,8 млрд долл.). Однако определить, куда направлены эти средства в региональном разрезе, весьма сложно. За период с 2000 по 2007 гг. 45% прямых иностранных инвестиций получили Москва и Московская область (рис. 9), но «столичная привязка» ПИИ относительна - поступив в Москву, они могли реально расходоваться в других регионах. Есть проблемы и с точностью оценки происхождения инвестиций, особенно если они поступают из стран-офшоров, которые используются российскими компаниями для минимизации налогообложения. Особо выделялись краткосрочным и очень значительным ростом иностранных инвестиций некоторые регионы с важнейшими активами крупных российских компаний (Липецкая область в 2004 г., Омская область в 2005 г.). Нетрудно догадаться о «национальности» этих ПИИ - таким путем крупный российский бизнес инвестирует накопленные в офшорах средства в модернизацию своих предприятий или решает задачи финансовой оптимизации.
География инвестиций меняется медленно, в 1990-е годы инвесторы на карте России различали только Москву с пригородами, затем доля столицы снижалась, но с середины 2000-х Москва вновь заняла монопольное положение (табл. 9). Повторный рост доли Москвы имеет иную природу, он частично связан с приобретением иностранными собственниками блокирующих (не менее чем 25% + 1 акция) или контрольных пакетов акций крупных российских компаний, штаб-квартиры которых размещены в основном в столице (инвестиции, обеспечивающие контроль над собственностью, относятся к прямым). Результатом концентрации иностранных инвестиций в столице стало ускоренное развитие новых видов деловых и финансовых услуг, быстрая трансформация потребительских услуг, изменение структуры потребления и образа жизни населения при опережающем росте доходов. Доля С.-Петербурга на порядок меньше, в 2000-х гг. даже снизилась до 2%, и только в 2006-2007 гг. вторая столица стала более привлекательной для иностранных инвесторов, в основном промышленных. В 2000-е годы наряду с Московской агломерацией лидером стал Сахалин – единственный добывающий регион с доминированием глобальных нефтяных компаний, заключивших соглашения о разделе продукции. В другие ресурсно-экспортные регионы иностранным компаниям труднее проникнуть из-за многочисленных институциональных барьеров. С конца 1990-х гг. начали расти инвестиции в регионы с выгодным транзитным положением (Ленинградская область, Краснодарский край и Ростовская область). Но в целом неравенство в инвестициях огромно: на долю десяти регионов-«лидеров» приходится более 86% всех ПИИ. Таблица 9. Распределение прямых иностранных инвестиций в разные периоды времени по субъектам РФ, %
Несмотря на существенный рост ПИИ, в расчете на душу населения они составили в 2007 г. менее 200 долл., а за период с 2000 по 2007 гг. - 585 долл. на каждого россиянина. Оценки за длительный период особенно показательны, за это время в России появился всего один «инвестиционный рай» – нефтегазодобывающий Сахалин, получивший в расчете на душу населения 35 тыс. долл., т.е. 4,4 тыс. долл. в среднем за год (Карта 3. Прямые иностранные инвестиции в регионах суммарно за 2000-2007 гг., на душу населения. Прямые иностранные инвестиции в регионах суммарно за 1996-2005 гг., на душу населения). В другие нефтегазовые округа приток иностранных инвестиций за 2000-е гг. был намного меньше: в Ненецкий – 13,1 тыс. долл. на чел., Ямало-Ненецкий – 2 тыс.долл., Ханты-Мансийский – только 290 долл. Приходу туда иностранных компаний препятствуют и власти, и крупный российский бизнес. В Москве душевые ПИИ в 5 раз выше среднероссийских, но это всего лишь 2,9 тыс. долл. на москвича суммарно за 2000-е гг. В Ленинградской и Московской областях, считающихся лидерами по притоку иностранных инвесторов, душевой показатель вдвое выше среднего по стране (1,0 тыс. долл.), как и в Новгородской области, которую СМИ любят представлять в виде «экономического чуда». Но это реальные достижения по сравнению с половиной регионов страны, которые почти не имеют иностранных инвестиций (менее 100 долл. на человека за 2000-е гг.). Во внешней торговле региональные диспропорции почти так же сильны, как и в ПИИ, и регионы-лидеры почти не меняются. Существующая статистическая информация еще менее точна, поскольку немалая часть внешнеторговых потоков "приписана" не к регионам производства товаров, а к месту нахождения штаб-квартир производящих компаний. Именно поэтому на долю Москвы в 2003-2004 гг. приходилось около 22% всего экспорта из России, а в 2005-2006 гг. доля столицы выросла до 35-36% (табл. 10). При этом половина экспорта из Москвы приходится на продукцию топливно-энергетического комплекса, хотя нефтяных скважин в городе нет, зато в нем прописаны большинство ведущих нефтяных компаний и Газпром. Доля Тюменской области меньше и даже снизилась за 2004-2006 гг. с 17 до 13%, хотя более 60% российского экспорта составляют нефть, газ и нефтепродукты. На остальные регионы первой десятки, в основным сырьевые, приходится по 2-4%. В итоге Москва и Тюменская область обеспечили половину экспорта страны в 2006 г. Различия душевых показателей экспорта крайне велики: от 10-12 тыс. долл. в год в Тюменской области и Москве до 25-60 долл. в слаборазвитых республиках Северного Кавказа и юга Сибири, Тамбовской области. Таблица 10. Доля регионов-лидеров в российском экспорте и импорте, %
В импорте централизация еще выше и она также растет. На Москву вместе со столичной областью приходится почти половина всего импорта, на С.-Петербург – только 10%, а на следующую за ним Калининградскую область – менее 4% (табл. 10). Федеральные города с их областями играют роль главных въездных ворот в Россию (а точнее, больших столичных "ворот" и "калитки" на Балтике), на их долю приходится 60% всего импорта. Большинство регионов страны очень слабо связаны торговыми отношениями с глобальным миром, это объясняется не только географическими, но и институциональными причинами. Федеральные власти ограничивают число таможен в регионах, столкнувшись в 1990-е годы с очень вольным толкованием таможенных правил, хотя и в Москве лазеек для «серого» импорта пока достаточно. Душевые различия импорта ненамного меньше, чем экспорта: от 5 тыс. долл. в Москве и Калининградской области до 10-30 долл. в год в республиках Северного Кавказа, Марий Эл и менее 100 долл. в некоторых областях Центральной России. Как показывают исследования Л. Вардомского, по направлениям торговых потоков Россия уже к середине 1990-х годов оказалась разделенной на зоны влияния двух мировых центров - Европейского и Азиатского. Граница раздела проходит по Восточной Сибири. Сдвиг границы на восток объясняется разной ролью торговых партнеров: на страны Европы приходится более 60% внешнеторгового оборота России. Торговля с США не имеет выраженных территориальных зон в России. Душевой показатель объемов внешней торговли, как и другие душевые индикаторы, демонстрирует рост неравенства, лидеры еще больше увеличили отрыв от остальных регионов (рис. 10). Кроме того, в душевых показателях внешней торговли видна роль институциональных факторов. Например, в 1990-е годы крупными импортерами вдруг оказались республики Ингушетия и Алтай благодаря статусу особых зон или налоговым льготам. В 2000-х резко вырвались вперед Чукотский и Таймырский АО, где были «прописаны» трейдеры крупнейших российских компаний, чтобы оптимизировать налоги с помощью льгот, предоставленных местными властями. В некоторых регионах (республиках Коми, Удмуртия, Ярославской и Рязанской областях) произошло снижение душевых показателей внешней торговли из-за централизации экспорта нефти и нефтепродуктов крупными компаниями, особенно после поглощения региональных компаний. Хотя экспортные таможенные платежи идут в федеральный бюджет, политика бизнеса влияет на налоговые доходы регионов, т.к. централизация финансовых потоков компаний, в том числе с помощью трансфертного ценообразования, приводит к снижению поступлений от налога на прибыль в бюджет регионов, производящих экспортную продукцию.
Сверхконцентрация торговых и финансовых функций в Москве привела к быстрому росту занятости в третичном секторе и опережающему росту доходов населения и бюджета столицы. Свою долю социальных преимуществ получили и ведущие сырьевые экспортеры, но по сравнению со столицей их преимущества меньше и локализованы в группе занятых непосредственно в экспортных отраслях, поэтому модернизационный эффект глобализации в экспортных регионах выражен слабее. В некоторых регионах-импортерах социальные преимущества глобализации почти не видны в официальной статистике доходов и занятости, поскольку значительная часть экономики и внешней торговли остается "в тени" (Калининградская область) или локализована в узкой приморской зоне (Ленинградская область). В развитии глобальных коммуникаций в России произошел настоящий прорыв: охват сотовой связью вырос за 2002-2004 гг. с 12 до 50% населения. И хотя данные Минсвязи завышают реальное число пользователей (считаются не люди, а SIM-карты), нет сомнений, что распространение сотовой связи идет очень быстро и как типичная диффузия инноваций (рис. 11). Характер ее проникновения в регионы показывает, какие стимулы и барьеры возникают для таких инноваций. Сильнейший стимул – наличие крупных агломераций: распространение нового вида коммуникаций началось с федеральных городов и вслед за ними охватило большинство других городов-миллионников, особенно с высокой концентрацией инновативных потребителей, которых поставляет развитая высшая школа (Новосибирская, Самарская, Нижегородская области). Среди лидеров оказалась и Томская область, в которой нет города-миллионера, но Томск наряду с Новосибирском является ведущим вузовским центром Сибири. Быстро шло проникновение сотовой связи и в контактных пограничных регионах, особенно в Краснодарском крае и Калининградской области, а затем - в Мурманской области, Карелии и Приморском крае. Следом началась «ближняя» диффузия – в области, прилегающие к крупнейшей Московской агломерации. Одновременно ускорилось проникновение в более географически удаленные регионы экспортной экономики, в них барьер неразвитой инфраструктуры был преодолен благодаря значительному платежеспособному спросу относительно богатого по российским меркам населения на новую услугу (Тюменская область с автономными округами, Пермская, Челябинская, Кемеровская и др.). К 2004 г. охват сотовой связью более чем половины населения имели 20% регионов, а к концу 2005 г. таких регионов стало почти 80%. Вне глобального коммуникационного пространства дольше всего оставались слаборазвитые субъекты РФ (барьер дохода) и наиболее удаленные (барьер инфраструктуры). Если воздействуют оба эти барьера, диффузия инноваций запаздывает: в Тыве в 2004 г. сотовой связью был охвачен 1% населения, в Амурской области и Дагестане – 6-7%, но в 2005 г. рост принял взрывной характер. Данные сотовой связи порой становятся «лакмусовой бумажкой», показывая, насколько неточен учет доходов населения отдельных регионов: в Ингушетии, где по официальной статистике более 80% населения имеют доходы ниже прожиточного минимума, за 2002-2004 гг. охват сотовой связью вырос с нуля до 27%. Поскольку индикатор охвата сотовой связью быстро теряет региональные различия из-за массовости проникновения, новые данные за 2006-2007 гг. не имеет смысла приводить.
Развитие Интернета также показывает диффузионистский характер глобализации, распространяющейся по иерархической системе городов. По данным Ю. Перфильева, до 1998 г. пользователи "всемирной паутины" концентрировались в Москве и Санкт-Петербурге, с 1999 г. начался этап массового распространения Интернета в крупнейших городах-миллионерах (с населением более миллиона человек), с конца 2000 г. подключение к Интернету стало массовым в крупных городах с населением свыше 500 тыс. человек. По последним оценкам этого автора, доля пользователей, живущих в федеральных городах, снизилась до четверти, хотя это все равно вдвое больше, чем доля их жителей в городском населении России. Интернет стал индикатором разделения России не по регионам, а по типам поселений: жители крупнейших и крупных городов (а также менее крупных городов в экспортных и пограничных регионах) быстрее включаются в информационную глобализацию благодаря опережающей модернизации образа жизни и более высоким доходам (рис. 12). Региональные показатели уровня интернетизации в основном зависят от наличия таких городов и доли живущего в них населения региона (Карта 4. Уровень интернетизации по регионам.).
Однако Интернет в России распространяется медленно, число пользователей в России в 2005 г. составило около 17 млн, это в четыре раза меньше, чем пользователей сотовой связи. Явным барьером развития глобальной паутины стали низкие доходы и немодернизированный образ жизни большинства россиян, а также отсутствие такого «мотора» распространения инноваций как престижность. Ведь сотовая связь не только стремительно дешевеет, это еще и престижная форма демонстративного потребления, а Интернетом пользуются дома, освоить его сложнее и трафик стоит дороже. Поэтому жители средних и малых городов вместе с сельским населением "выпали" из глобального информационного пространства, и разрыв между крупными городскими центрами и периферией нарастает. Бюджетная политикаСледствием усилившегося экономического неравенства в переходный период стал рост региональных различий в уровне жизни, состоянии рынка труда, доступности основных услуг. Глубина региональных диспропорций в России неизбежно ставит перед государством задачу выравнивания. Федеральные власти используют наиболее простой механизм - централизацию ресурсов и масштабное перераспределение, чтобы сократить неравенство и сгладить накопившиеся противоречия в межбюджетных отношениях. Концентрация бюджетных ресурсов на федеральном уровне стала дополнением политической централизации, и социальные последствия такой политики весьма противоречивы. По данным Центра фискальной политики, максимальное перераспределение отмечалось в 2002 г., когда федеральным властям пришлось перечислять в регионы дополнительные средства после принятия решения о повышении заработной платы бюджетникам (рис. 13). В 2004-2006 гг. финансовая помощь (безвозмездные перечисления) нижестоящим бюджетам стабилизировалась на уровне 13-14% расходов федерального бюджета (без трансфертов внебюджетным фондам). Для более детального знакомства с темой межбюджетных отношений центра и регионов РФ мы рекомендуем посетить сайт Центра фискальной политики (www.fpcenter.ru).
Концентрируя все большую долю доходов, федеральный центр стал намного больше перераспределять, поэтому по расходам пропорции между федеральным и субнациональными (региональными и местными) бюджетами близки к прежнему уровню 50:50 (в 2006 г. это соотношение составило 53:47,). Однако по доходам пропорции совсем иные – 62:38 в пользу федерального бюджета в 2006 г., а в 2005 г. - 64:36. Централизация доходов и полномочий по принятию решений ведет к снижению бюджетной автономии регионов. По расчетам В. Климанова и А. Лаврова, уже в 2001 г. поступления от так называемых "собственных" налогов покрывали менее 40% расходов региональных бюджетов и лишь 13% расходов местных бюджетов. В результате регионы стали более зависимыми от федеральной помощи: доля перечислений из федерального бюджета в доходах консолидированных бюджетов регионов увеличилась с 10% в 1999 г. до 16-17% в 2001-2006 г. (данные об общем объеме федеральных перечислений в регионы за 2005 г. не представлены на сайте Федерального казначейства, что может быть обусловлено проблемами финансирования монетизации льгот). Можно отметить еще одну неблагоприятную тенденцию – снижение роли Фонда финансовой поддержки регионов (ФФПР), который является основным инструментом выравнивания. Его доля в федеральных перечислениях сократилась с 48% в 2001 г. до 39% в 2006 г. Средства этого фонда распределяются по формуле и поэтому наиболее прозрачны, а финансирование по другим каналам порой обусловлено внеэкономическими причинами. Например, бюджет Корякского автономного округа накануне объединения с Камчатской областью вырос вдвое – с 3 млрд. руб. в 2005 г. до почти 6 млрд. руб. в 2006 г. за счет дотаций по обеспечению сбалансированности бюджетов (этот вид помощи появился накануне президентских выборов 2004 г.) и средств федеральной адресной инвестиционной программы. Эта же программа обеспечила четверть доходов бюджета Коми-Пермяцкого АО (при объединении с Пермской областью), а дотации на сбалансированность дали почти половину доходов бюджета Чукотского АО после ухода из округа трейдеров «Сибнефти». И таких примеров непрозрачных перечислений из федерального бюджета в регионы немало. В связи в этим традиционное деление регионов на «доноров» и «реципиентов», которые получают дотации из Фонда федеральной поддержки регионов, не вполне соответствует реалиям. В 2001 дотации на выравнивание не получали 13 регионов (их и называют регионами-"донорами"), в 2004 г. – 20 (благодаря росту цен на нефть и объемов ее добычи), а в 2006 г. – 17. Эти субъекты имеют очень разную бюджетную обеспеченность: в нефтегазодобывающих автономных округах Тюменской области душевые доходы бюджета в 3-7 раз выше средних по регионам страны, в Москве - более чем в 2 раза, в Татарстане - в 1,7 раза, а в остальных регионах превышение минимально (рис. 14). Реально же "доноров" больше 30, если считать таковыми регионы с положительным балансом всех перечисленных налогов из региона в федеральный бюджет и обратных финансовых поступлений из центра в регион.
На другом полюсе – около 20 беднейших субъектов РФ, в которых трансферты ФФПР и другие виды федеральной финансовой помощи составляют от 50 до 90% доходов консолидированного бюджета региона. Среди них республики Северного Кавказа и юга Сибири, слаборазвитые автономные округа востока страны (рис. 15). Аграрный Алтайский край и депрессивные регионы, среди которых не только восточные области, но и проблемные регионы Приволжья, получают в виде перечислений из федерального центра свыше 40% доходов своего бюджета. Снижение финансовой зависимости от федерального бюджета за 2003-2007 гг. произошло примерно в половине регионов-аутсайдеров. В остальных зависимость усилилась, что объясняется и остротой проблем развития, и потерей важных источников доходов (Чукотский АО, Астраханская область), и внеэкономическими причинами – федеральные власти активно субсидировали автономные округа, объединявшиеся с соседними областями (Корякский АО, Агинский Бурятский АО). В целом же в 2006-2007 гг. возросло число регионов, получающих существенную поддержку из федерального бюджета.
В качестве аргументов в пользу централизации обычно называют такие, как необходимость концентрации ресурсов в центре для более быстрого реформирования налоговой системы и последующего снижения налогового бремени, уменьшение неэффективных расходов региональных и местных властей. Но есть серьезные основания для критической оценки политики централизации, усиливающей иждивенчество и пассивность региональных и местных властей, в том числе в реализации социальных программ. Основная тяжесть социальных расходов – 76% в 2006 г. - ложилась на региональные и местные бюджеты, хотя централизация полномочий приводит к постепенному наращиванию социальных расходов федерального бюджета, особенно в образовании и здравоохранении (табл. 11) . Внутри регионов финансирование всех социальных отраслей также постепенно перераспределяется вверх - с местного на региональный уровень. Фактически социальные функции и обеспечивающие их расходные полномочия, которые в развитых странах максимально привязаны к уровню местного самоуправления, все дальше «отодвигаются» от самого близкого к населению уровня принятия решений. Таблица 11. Доля бюджетов разного уровня в социальных расходах, % (без внебюджетных фондов)
Расходы на ЖКХ до 2006 г. включительно почти полностью финансировались регионами, но в 2007 г. доля расходов федерального бюджета на ЖКХ резко увеличилась за счет так называемых «прочих расходов». Собственно расходы на жилищное и коммунальное хозяйство составляют только 4% из 23%, все остальные (84% от общей суммы расходов на ЖКХ) записаны в раздел «прочие расходы», их структура в бюджете не раскрывается. Можно предположить, что это расходы из нового Фонда реформирования ЖКХ. Казалось бы, в 2006 г. произошла явная централизация - перераспределение расходных полномочий от муниципалитетов на региональный уровень (табл. 10). Однако средние показатели по России не вполне отражают реальную картину. Дело в том, что самые большие объемы расходов на ЖКХ имеют Москва (33% всех расходов субъектов РФ на эти цели в 2007 г.) и С.-Петербург (10%), а в этих федеральных городах местные бюджеты практически отсутствуют и финансирование ведется из бюджета города - субъекта РФ. В остальных регионах картина иная: более чем в трети регионов на муниципальные бюджеты приходится свыше 90% всех расходов на ЖКХ, еще в трети – более 75%. И только в каждом десятом субъекте РФ доля муниципалитетов в финансировании ЖКХ ниже среднероссийской (45%). За 1998-2007 гг. население стало больше платить за услуги ЖКХ, но тяжелая «ноша» муниципалитетов по поддержке этой отрасли уменьшилась ненамного – с 25% до 18,8% всех расходов местных бюджетов. В целом бюджетная политика регионов стала более социально-ориентированной: доля социальных расходов, включая ЖКХ, выросла в расходах консолидированных бюджетов субъектов РФ с 60 до 70% за 2002-2007 гг., а без ЖКХ – с 44 до 53%. Несмотря на растущую централизацию расходных полномочий, местные бюджеты остаются самыми социально-ориентированными: в 2006 г. доля социальных расходов, включая ЖКХ, составляла в них 79%, в региональных бюджетах – 64%, а в федеральном – 16% всех расходов (без учета финансовой помощи регионам на социальные цели). При этом регионы все менее свободны в выборе собственной политики из-за централизации налоговых доходов. Значительная часть средств перераспределяется центром в виде целевых субсидий и субвенций, т.е. федеральные власти диктуют регионам, на что тратить полученные средства. Сильное влияние на региональную бюджетную политику оказывают реформы, проводимые федеральным центром. Возросшие социальные обязательства регионов после вступления в силу 122 ФЗ вынудили их изыскивать дополнительные средства на социальные цели, снижая инвестиционные расходы и финансирование других отраслей из бюджета. В результате усиление социальной ориентации бюджетов субъектов РФ обусловлено и федеральной политикой, и нехваткой средств на другие цели в бюджетах большинства субъектов РФ. Безусловно, рост социальной направленности бюджетных расходов субъектов РФ крайне необходим для повышения человеческого капитала и качества жизни, но если он обусловлен «перекладыванием» социальных обязательств государства с федерального уровня на уровень регионов, то эффективность такой политики не слишком велика. Однако изменения структуры расходов консолидированных бюджетов субъектов РФ не были «революционными». Доля расходов на социальные отрасли росла достаточно медленно, в том числе и на социальную политику (рис. 16), поскольку многие регионы монетизировали льготы по минимуму. Воздействие реформ весьма противоречиво, это показывает динамика расходов на ЖКХ. В течение нескольких лет политика федеральных властей стимулировала регионы снижать дотационность ЖКХ, поэтому доля этого вида расходов сокращалась. Однако в 2005-2007 г. она вновь выросла до уровня 2002 г. и затем превысила его из-за удорожания тарифов естественных монополий, которое не удалось компенсировать повышением оплаты жилищно-коммунальных услуг населением.
Структурный сдвиг бюджетов субъектов РФ в сторону социальных расходов, особенно заметный в 2005 г., вовсе не означает унификации политики регионов. Их бюджеты в очень разной степени социально ориентированы(рис. 17). Доля социальных расходов без ЖКХ различается от 75% бюджетных расходов в республике Тыва до 26% в Тюменской области, а вместе с ЖКХ – от 82% в Мурманской области до 35% в той же Тюменской. Однако большинство регионов тратит на социальные цели 50-60% (без ЖКХ) и около 70% бюджетных расходов, включая ЖКХ.
Можно выделить несколько типов регионов по структуре социальных расходов бюджетов (примеры регионов даны на рис. 18), а также оценить долю каждого типа среди всех субъектов РФ:
Душевые социальные расходы консолидированных бюджетов по регионам страны различались в 2007 г. более чем в 8 раз (с корректировкой на уровень цен, использованы коэффициент стоимости товаров и услуг для межрегиональных сопоставлений Росстата и коэффициент федерального стандарта стоимости услуг ЖКХ). Большинство регионов центра и юга страны имеют показатели ниже средних (60-80%), а в слабозаселенных северо-восточных регионах с экстремальными природно-климатическими условиями душевые социальные расходы значительно выше среднероссийских: в Ханты-Мансийском и Ямало-Ненецком АО – в 2,5 раза, в Чукотском и Ненецком АО – в 3-4,5 раз (Карта 5. Душевые социальные расходы бюджетов регионов в 2006 г. Душевые социальные расходы бюджетов регионов в 2004 г. Душевые социальные расходы бюджетов регионов в 2002 г.). В Москве душевые социальные расходы бюджета вновь более чем вдвое превысили средние по регионам РФ, как и в начале 2000-х годов. Власти столицы сохраняют огромные расходы на ЖКУ и повысили расходы на социальную политику, тем самым обеспечивая жителям больший объем социальных услуг, льгот и других видов помощи. Финансовые вливания в бюджет С.-Петербурга в 2007 г. обеспечили рост душевых социальных расходов, они в 2 раза опередили среднероссийские (в 2004 г. – только в 1,2 раза). Но не только богатые регионы выделяются повышенными душевыми социальными расходами бюджета: в Агинском Бурятском АО они вдвое выше средних благодаря налоговым поступлениям от зарегистрированной в округе крупной компании, а в республике Алтай превышают средние показатели в 1,5 раз по другой причине – значительной федеральной помощи. Выше средних и душевые социальные расходы в Тыве. Все эти слаборазвитые регионы-реципиенты выделяют каждому жителю более значительные социальные трансферты, чем многие регионы-доноры, за счет которых перераспределяются бюджетные средства на поддержку менее развитых субъектов РФ. При такой политике федеральных властей принцип территориальной справедливости не соблюдается. Сокращение региональных различий в социальных расходах бюджетов субъектов РФ – важный компонент социальной политики государства, но следует учитывать возможности и ограничения политики выравнивания. Во-первых, эта политика все более затратная, т.к. объективные тенденции социально-экономического развития пока работают на усиление территориальных контрастов. Во-вторых, ее результаты мало заметны: возросшее перераспределение бюджетных ресурсов в 2000-х годах позволило повысить душевые социальные расходы слаборазвитых республик и автономных округов, но острота социальных проблем сохраняется, собственные доходы большинства региональных и местных бюджетов остаются низкими, а расходы зачастую неэффективны. В результате не происходит существенного улучшения условий для развития человеческого потенциала в бедных регионах. В-третьих, масштабная политика перераспределения порождает сильные иждивенческие настроения: слаборазвитые регионы нередко опережают по душевым показателям бюджетных расходов регионы средней группы, т.е. слабым быть выгодно. Помимо вышеперечисленных, есть и более фундаментальная проблема. Российским властям, как и властям любой страны, приходится учитывать противоречие "равенство-эффективность" в его пространственной форме. Суть его хорошо известна: опережающее развитие наиболее сильных регионов и городов способствует росту эффективности всей экономики страны, но увеличивает территориальные диспропорции, а значительное выравнивание путем перераспределения ресурсов от сильных к слабым замедляет рост и снижает эффективность экономики.
Поиск оптимальных пропорций выравнивания – сложная задача, они меняются в зависимости от конкретных условий развития. Продиктовать правильный ответ сверху, из Кремля или Минфина, невозможно, его нужно искать только во взаимодействии с регионами, чтобы обеспечить четкое разделение полномочий и финансовых ресурсов между федеральным, региональным и муниципальным уровнями власти.
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|